Дон Педро, — обратился моряк к молодому человеку, — вы говорите, что, кроме вас и Рамиреса, никому не должен быть известен этот иероглиф?
— Да, я уверен в этом, — ответил тот. — По всей вероятности, ночью приходил сюда сам Рамирес, для которого был оставлен этот знак. Но сказать это наверняка, конечно, нельзя: в темноте невозможно было разглядеть его лицо.
— А между тем нам необходимо знать, с кем мы имеем дело, — сказал Ульоа, — поэтому мы должны прежде всего…
Но здесь слова его были прерваны пронзительным свистом, раздавшимся вдруг из леса.
— Туда! Скорее! — вскричал Математе и, схватив Ульоа за руку, потащил его вдоль побережья в противоположную сторону от того места, где была проведена ночь. — Нуку… Людоеды! — пояснил он уже на бегу.
Котуре увлекал за братом молодых людей.
Вскоре все очутились под деревьями, росшими в воде.
— Некоторое время придется идти по воде, — предупредил Математе. — Позволь, госпожа, — обратился он к девушке, — перенести тебя на руках. Здесь у нас с братом есть такое убежище, которое никому не известно.
С этими словами он подхватил девушку на руки и пустился со своей ношей в узенький пролив, где вода доходила только до колен.
Ульоа и дон Педро, руководимые младшим канаком, следовали сзади.
Минут через десять перед беглецами открылась обширная пещера, далеко вдававшаяся в берег и вся проросшая корнями деревьев. В этой пещере и устроилась небольшая компания. Сухое песчаное дно пещеры напоминало своей твердостью прекрасный мозаичный пол, вертикально пронизывавшие песчаную толщу корни могучих ризофоров походили на колонны, а их подножия — на скамьи. Пещера была таких размеров, что в ней свободно могли поместиться человек десять.
— Котуре, — обратился Математе к брату, — проберись вон туда, — он указал рукой в сторону налево от себя, — набери там побольше плодов и высмотри, сколько там нуку. Будь осторожнее.
Младший дикарь кивнул головой и тут же исчез. Через полчаса он вернулся с большим мешком, искусно связанным из огромных листьев какого-то дерева. Мешок оказался наполненным кокосовыми орехами и какими-то неизвестными молодым путешественникам плодами величиной с голову двухлетнего ребенка, покрытыми шероховатой, усеянной наростами оболочкой.
— Что это за плоды? — полюбопытствовала Мина.
— Вероятно, вы слыхали о хлебном дереве, растущем в тропических странах, — это именно и есть его плоды, — пояснил Ульоа. — Ну что, Котуре, видел ты нуку? — спросил он у канака.
— Видел, великий вождь.
— А много их?
— Много, великий вождь. Очень много. И белый с ними. Тот самый, который приходил ночью.