— Он поклялся. Боже мой. Ты поклялся! — И, отступая неустанно, не спуская с меня помертвелого взора, тетя добралась до дверей и вышла из комнаты.
Я помню только, что долго еще стоял на коленях, тщетно пытаясь осознать значение и смысл того, что тут недавно разыгралось, и уж не скажу, как забрался обратно к себе на чердак.
Что это было? Что означал тетин ужас перед моей клятвой и ее внезапный уход? Сломило ли ее крушение их с Маркетой надежд? Даже ночь, вернейшая моя наперсница, не могла мне дать ответа, рассвет застал меня еще в платье, с упорством отчаяния подбрасывающим денежку своих сомнений. Орел или решка? Выиграл я или проиграл?
— Что это ты сегодня так плохо выглядишь? — спрашивает меня дядя, когда мы утром встречаемся перед еще не открытым магазином.
Я благодарю бессонную ночь, это она извела меня, будто чересчур требовательная любовница. Сегодня мне в магазине не выдержать, узнать бы, по крайней мере, как там у Кленки с Боженой. Утром беспокойство мое несколько улеглось, а может, острия волнений притупились, перенапрягшись, и все-таки именно теперь, когда до победы рукой подать, я не могу избавиться от ощущения, будто за мною кто-то неустанно крадется.
— Зуб болит. Всю ночь заснуть не мог.
Дядя поглядывает на меня с несколько высокомерным сочувствием, расчесывая свою бородку пальцами, смеется здоровым смехом самоуверенного, никогда в жизни не болевшего человека.
— Это все воскресная весенняя прогулка шутки шутит. Хлопот с вами не оберешься, экие вы хрупкие создания. Маркета падает в обморок, жена берет порошки, голова у нее, видишь ли, раскалывается, а тебя мучат зубы. Не суйся сегодня ко мне в магазин и сыпь к доктору.
В этом он весь, мой дядя — Методей Кукла, владыка и властитель мира, созданного им самим; от одного дядиного кивка зависит будущее многих людей, золотые письмена, которыми начертано его имя на вывеске, сияют вверху, символизируя его величие. Вчера снова поправились его отношения с женой, но этого все-таки надо было ожидать, хоть размолвка и была долгой, а еще, наверное, он выиграл в карты, это, разумеется, небольшая радость, но тоже способствует убеждению, что все это не случайно, а ради будущих непременных удач; правда, дочь его сейчас в любовной горячке, но, ничего, выберется без осложнений, разумеется, ведь она — Куклова, с ней просто ничего не может приключиться. Я смиренно благодарю дядю за любезность, хотя в эту минуту готов его убить.
Что-то прямо-таки гонит меня на Кампу. Я должен убедиться, удался ли мой ход, вернулся ли Кленка к Здейсам. Я тороплюсь, я спешу, равнодушный к красоте солнечного весеннего утра. А достигнув цели, занимаю такую позицию, откуда можно прекрасно разглядеть калитку садовой ограды.