Свет тьмы. Свидетель (Ржезач) - страница 153
Я знаю все дороги, которые ведут по их следу, только Гаштальской улицы я избегаю, там уже давно нет дома, где родился я и вместе со мною то зло, которое я принес людям. На Кампе, опершись о стену, из-за которой уже никогда не польются звуки рояля, рожденные пальцами Кленки или Божены, я иногда мечтаю, глядя на играющих детей. И ужас объемлет меня. Мне хочется крикнуть: «Люди, будьте осмотрительны! Жизнь, окружающая ваших детей, пригоршнями рассыпает непровеянные зерна».
Свидетель
Перевод Н. Замошкиной (главы первая — четвертая и девятая) и В. Петровой (главы пятая — восьмая)
Глава первая
ЛУННАЯ НОЧЬ
На пологой равнине спит озаренная луной Бытень. Сон ее сторожит белая башня католического храма, простая, грубо оштукатуренная квадратная башня под гонтовой крышей. И словно под стать ей ночь тоже кажется белой, ясная ночь, вся, до последнего уголка, пронизанная светом, трепетная и манящая, и только брошенные кое-где обрывки теней укрывают остатки ее тайн. Июнь гуляет по лугам и садам, и от его вздохов веет запахом сена и ночной фиалки.
В такую ночь тратиться на фонари ни к чему, и муниципальный совет уже давно вынес соответствующее распоряжение по этому вопросу. Вот, заложив дубинку за спину, бредет вслед за своей огромной тенью полицейский Тлахач. Какого, однако, великана катит он по горбатой мостовой. Постепенно перед своим мысленным взором он и сам вырастает в плечистый монумент — стража общественного порядка и безопасности ближних. Но лунная ночь и июнь могут подшутить даже над полицейским, которому перевалило за пятьдесят и который считает себя первым лицом в городе после бургомистра. Они напоминают ему, как в детстве он с мальчишками прыгал, стараясь наступить на голову собственной тени; и полицейский, неторопливо шагающий по пустынной, идущей слегка под уклон площади, оживленной лишь плеском и звоном фонтана, поддается безрассудному порыву. Вскинув руку и взмахнув дубинкой, этим внушительным символом власти, он кидается за своей тенью. Но тень, комично повторяя все его движенья, делает рывок вперед, и голова ускользает за пределы досягаемости. Все это столь нелепо, что полицейский тут же прекращает забаву и испуганно озирается вокруг.
На площади гулкая пустота, поет вода в фонтане и ни души — нет свидетеля, который утром мог бы начать:
— Ну, доложу я вам, нынче ночью…
Тем не менее Тлахач совершенно сконфужен своим неожиданным покушением на собственное достоинство. Душа его в таком же беспорядке, как и мундир. Он одергивает его, затягивает потуже ремень, пробегает пальцами по пуговицам, чтобы убедиться, все ли застегнуты. Потом поворачивается спиной к своей тени, которая сыграла с ним такую злую шутку, и направляется через площадь к тротуару, лежащему в тени домов, над которыми плывет луна.