Свет тьмы. Свидетель (Ржезач) - страница 177

Вокзал расположен слева от шоссе, которое начинается или кончается в Бытни как раз напротив трактира Роубала, последней бытеньской пивной в той стороне. Шоссе пересекает железную дорогу и тянется, взбираясь по холмам, в сторону Менина, Палах, Крштина, Розмаровиц и еще дальше, куда не распространяются интересы жителей Бытни и откуда, сколько помнят люди, никто никогда не пригонял коров и не привозил невесты. В стороне от шоссе между Бытенью и железнодорожным полотном находится пруд Деловец, тридцать семь гектаров водной поверхности и добрых сорок пять торфяников, болот и трясин, которые местами подходят к самому шоссе и тянутся по другую его сторону достаточно далеко, постепенно переходя в скудные луга. Ну а прямо против этих лугов, через дорогу, которая не ведет никуда дальше, расположились бытеньский вокзал, административное и жилое здание с мезонином, потом склад с платформой, неизменный садик с беседкой, семафор, колодец и, конечно, домик о двух входах.

Бытеньский вокзал знаменит тем, что на перроне перед ним растет восемь кругло подстриженных каштанов и что в нем ничего не изменилось с тех пор, когда он был построен и введен в эксплуатацию. Хотя он и расположен на трассе, по которой проходят международные поезда и менее чем в двухстах метрах от него вздымаются стальные конструкции линии высоковольтных передач, вокзал до сих пор освещается снаружи и изнутри керосиновыми лампами. Естественно, что есть люди, которые возмущаются такой отсталостью, а другим, наоборот, по душе старосветское обаяние и покой вокзальчика. И то сказать, какая необходимость менять что-либо в вокзале, раз сам город за последние сто лет изменился так мало. Испокон веку это был городок сельскохозяйственно-ремесленнический, таким он и остался, и бурный поток предпринимательства конца прошлого и начала этого столетия обошел его стороной.

Ночной поезд, гудок которого вместе с боем курантов на ратуше так неприятно сказались на физических отправлениях полицейского Тлахача, был одной из немногих достопримечательностей города, возникшей вовсе не от потребностей Бытни, а скорее из-за расписания движения поездов. Карел Тершик, грузчик, которому пять раз в неделю выпадало встречать ночной, высматривал его на своем обычном месте между первой и второй колеями, сидя на ручной тележке примерно там, где останавливается почтовый вагон.

Луна, которая устраивала в городе фокусы с башней католического храма, здесь стояла прямо над путями, тянувшимися до самого горизонта, и высекала из рельсов холодный свет. На Тершика он действовал элегически, и тот, поддаваясь его власти, тихо-тихо, чтоб не услыхал дежурный по станции в диспетчерской вокзала, пиликал на маленькой губной гармошке, спрятанной в ладонях. Луна и мелодия, наигрываемая в ладони, поднимали со дна души что-то такое, на что днем не бывает времени. Ну кто такой вокзальный грузчик? Перед людьми можешь фасонить в фуражке с крылатым колесом, но с глазу на глаз с собой лгать нечего. Сегодня ты здесь, а завтра — катись. Но тот, кто связался с железной дорогой, от нее не отстанет, лучше положит голову на рельсы. Тершик совсем затосковал и дунул в гармошку так, что дежурный по станции наверняка услышал бы его, если бы ему в уши не играли звонки сигнальных устройств, которые перекрыл гудок паровоза: огни его как раз вырвались из-за поворота у леса. Тершик спрятал гармошку в карман, соскочил с тележки и, забыв о своих чувствах, приготовился к исполнению служебных обязанностей.