Когда мы спускались по лестнице, матушка велела мне прочесть «Ангела-хранителя» перед распятием, помещенным в нише и слабо освещенным лампадкой. По-моему, именно вид желтого, измученного, покрытого пылью тела распятого, озаренного бледно-розовым сиянием, разбудил мое воображение и подстрекнул к тому, что оно и выкинуло немного погодя.
Мы спустились в подворотню. Стоило мне взглянуть на этот темный длинный тоннель, на другом конца которого свет лишь пунктиром очертил контур дверей, там, где они неплотно прилегали к стене, образуя щели, я задрожал всем телом и остановился.
— Что с тобой, голубчик? — встрепенулась матушка.
Нынче я не могу по чести-совести и с полной ответственностью сказать, в самом ли деле я что-то увидел или то был лишь проблеск внезапно нахлынувших воспоминаний вкупе со страхом, с которым я не смог справиться.
— Там! Там! — вскрикнул я, тыча пальцем в угол, куда три недели назад загнали крысу. Отвернувшись, я зарылся лицом в шелк матушкиной юбки.
— Ничего там нет, голубчик, — успокаивала она меня.
Но в кромешной тьме материи и плотно зажмуренных глаз я теперь и впрямь увидел недавнее происшествие с начала до конца. Меня обуял ужас.
— Крыса! Крыса! Пан Горда!
Матушка стояла, будто сама не своя, не умея что-либо предпринять. Мне кажется, напуганная моим все усиливающимся криком, она совсем потеряла голову. Весь дом был поднят на ноги, люди стекались со всех сторон. К счастью, отец мой подоспел в числе первых.
— Ему чудится крыса, — бросила отцу матушка. — Я знала, что мальчику рано еще выходить. Я отведу его домой.
Отец придерживался иного мнения, ему недоставало воображения. А может, еще более того ему претило, что его сын хотя и маленький, но обнаруживает страх перед столь многочисленным собранием.
— Просто на мальчика так повлияла темнота, — заявил он. — Однако он не может вечно сидеть дома. Он должен выходить на улицу. Матес, — позвал отец привратника, — идите и откройте ворота!
Все еще уткнувшись головой в матушкину юбку, я перестал орать. Я стыдился чужих людей, собравшихся вокруг, но любопытство превозмогло. Мне хотелось услышать знакомый скрип ворот, который нас, детей, всегда приводил в восторг. Отец схватил меня за плечо и мягко, но настойчиво повернул лицом к себе. Однако век я не разомкнул.
— Ну-ну, будь мужчиной! — подбодрил он. — Открой глаза и пошли. С папой ведь ничего не страшно.
Если мать — сама нежность и забота, то отец — надежная опора и сила. В ту минуту я ощутил, что с отцом мне на самом деле нечего бояться. И открыл глаза. Ворота были распахнуты настежь, через них потоком струился свет. За ними сияла залитая солнцем улица. Призраки исчезли. Я шагнул за папенькой следом.