Свет тьмы. Свидетель (Ржезач) - страница 190

Старик Балхан, увидев ее, смешался, хватается за сломанный козырек кепки и только что не лезет кобыле под ноги, шепелявя одним духом:

— Пш, пш, плоклятая скотина, доблоутло, балышня.

Мадемуазель Элеонора махнула ему зонтиком и быстро и неслышно, потому что на ней спортивные туфли на толстой каучуковой подошве, направляется к брату. А тот, кажется, и не подозревает о ее присутствии, хотя она уже стоит над ним.

— Что ты тут делаешь, Пепек?

Помещик выпрямляется так стремительно, что мадемуазель вынуждена отступить на шаг, чтобы он ее не сшиб. Теперь становится очевидным, что где-то было решено, чтобы все женщины в семье Дастыхов были маленького роста. И костлявая Элеонора, тщетно старающаяся скрыть угловатость фигуры спортивным костюмом и худобу лица надвинутой на лоб фетровой шляпой, больше чем на голову ниже брата.

Иозеф избегает взглядом сестру и, несмотря на то что она намного ниже его, глядит куда-то на ее поясницу.

— Лида высыпала птице целую плетушку пшеницы.

— А ты собираешь ее по зернышку. Твой отец посмеялся бы над этим или из форсу сыпанул бы еще одну.

Помещик затрясся, у него даже дух перехватило.

— Мой отец, — прошипел он наконец, но мадемуазель Элеонора, подняв зонтик, прервала его:

— Не забывай, что он был и моим отцом.

И не удерживается, чтобы не толкнуть зонтиком край братниной шляпы, сдвинув ее слегка на затылок, так что свет падает на его лицо с висячими рыжими усами, острым подбородком и выступающими скулами, на бегающие, беспокойные глаза. Иозеф Дастых держит обеими руками корзину и не может ни воспротивиться, ни исправить того, что натворила сестра.

— Носил бы ты шляпу, как все люди, тогда бы в твоей бедной голове, может быть, прояснилось и ты начал бы понимать что к чему.

Мадемуазель Элеонора прыгает на каменный приступок, словно ей еще далеко до пятидесяти, и уходит в дом быстрым, бесшумным и размеренным шагом.

Иозеф Дастых стоит на месте, где его оставила сестра, и дико озирается. Он поднимает плетушку, видимо, намереваясь швырнуть ее в разбежавшуюся стаю. Но на дворе никого нет, стоит только телега с травой, старик Балхан исчез в конюшне, скотница, вспугнутая зонтом мадемуазель Элеоноры, не решается выглянуть.

Согнувшись, как человек, собирающийся сделать что-то украдкой, Иозеф Дастых подымается на приступок, толкает коленом дверь в кладовую и исчезает в ней. Возвращается он уже без плетушки, в шляпе, надвинутой по-прежнему на глаза, поворачивает ключ в дверях кладовой и прячет его в карман. Потом в нерешительности долго стоит на приступке, а солнце потихоньку передвигает на стене его тень.