На кусочке земли, освещенном солнцем, остановился декан Бружек. Он уже где-то забыл свою шляпу, и его массивное загорелое лицо побагровело от жары. С минуту он смотрит на танцующих, потом оглядывается, к кому бы подойти, перекинуться словечком. Он — хороший пастырь, опытный и ревностный в выполнении своих обязанностей, он знает, что простым словом, сказанным к месту, он больше напомнит людям о боге, нежели долгой проповедью в костеле.
Бургомистр заметил священника и направился к нему. Они втайне симпатизируют друг другу, хотя никогда об этом не говорят. Может быть, их роднит земля, от которой оба они отторгнуты, один — своим богатством, другой — своим саном. А может, чуют снедающую обоих тоску и знают, что помочь друг другу не могут, потому что ни тот ни другой никогда не осмелится переступить границу стыдливости, разделяющую их.
Они, улыбаясь, пожимают друг другу руку.
— Благословенный денек, — говорит священник, — люблю солнечные воскресенья. Мне кажется, они больше утверждают славу господню.
Бургомистр усмехается, и священник ждет коварного, подстрекающего к спору ответа.
— Летнее солнце не кажется мне орудием божьим, тем более в воскресенье. Жарко, люди больше пьют и больше вожделеют друг к другу.
Но декан сегодня не склонен к подобным разговорам. Помост над бассейном полон танцующих, яркие платья девушек пестреют среди белых рубашек молодых людей, которые в большинстве сняли пиджаки. Отец Бружек смотрит на разгоряченные лица танцующих и чувствует, что бургомистр сказал правду. Но он не хочет видеть в ней нечто большее, чем обыденную действительность. Он пожимает плечами и отвечает:
— Это все дела житейские, господь к ним снисходителен. А вот сегодня все соблазны идут от вас. Это вы позвали людей, угощаете вином, велели играть музыке.
— А они довольны и радуются вдвойне, потому что могут повеселиться задаром.
Отец Бружек захохотал своим громким смехом, который заглушил даже музыку; несколько человек на него оглянулись и кивнули ему с веселой улыбкой или подняли стаканы в знак того, что пьют за его здоровье. Несколько сконфуженный этим, декан замолчал.
— Какой это по счету праздник? — наконец обратился он к бургомистру. — Пятнадцатый? Вы начали их устраивать сразу после женитьбы и не пропустили ни одного года.
— Да, ни одного, — отвечает ему собеседник, и, судя по всему, ему это приятно. — Мы с женой приезжали даже из-за границы, чтобы устроить это празднество.
— Хотелось бы знать, что заставляет вас неукоснительно раз в году собирать сотню людей и угощать их с такой щедростью. И почему именно в первое воскресенье после двенадцатого августа? Двенадцатое августа — день рождения вашей супруги. Это что, торжество в ее честь?. Вы никогда об этом не обмолвились, и я сомневаюсь, что это знает кто-нибудь, кроме меня.