Маркета влюбилась в Яна Болеслава Кленку.
Дядя издал песни и фортепьянные пьесы Кленки и не обманулся в своих расчетах. Кленка был открытием этого сезона, любители музыки страстно желали приобрести его сочинения. Филармоническое общество исполнило его симфоническую поэму «Сарданапал», и Кленка сам дирижировал оркестром. Он победил, так же как и во время своего фортепьянного концерта. Он управлял оркестром мощными борцовскими жестами, иногда даже казалось, будто он выжимает из музыкантов все, что только в человеческих силах; стоя за своим пюпитром, он поднимался на цыпочки, будто возница, нахлестывающий лошадей, выигрывая ставку не меньшую, чем жизнь; сокрушительными взмахами выбивал он из них громовые фортиссимо, и вдруг, внезапно, его богатырская фигура таяла в судорожной неге, подтверждая впечатление о природе его искусства, каким оно явилось нам в его фортепьянных пьесах. Я никогда не был и не стал таким знатоком музыки, чтобы разбираться в ней совершенно. Но я вынес впечатление молодой богатырской силы, которая ломится в запертые ворота жизни, будучи убеждена, что способна взять все ее богатства тут же, с лету, одним махом; величайшей нежности, будто несколько им самим осмеянной; муки, тоже как бы иронически прокомментированной, и мощи, которая сокрушает перед собою тьму, слишком небережливо расходует себя и поэтому блуждает в сомнениях, всегда не достигая цели. Публика тем не менее была в восторге, особенно усердствовали студенты, добавляя к аплодисментам еще и возможности своих голосовых связок, и топот ног.
Но какое мне было дело до всего белого света, если я видел перед собой только их двоих: Кленку, который кланялся, подобно мастеровому на тяжелой каторжной работе, — но на этот раз, несмотря на несколько позерское желание удержать на лице угрюмую мину, улыбался, — и Маркету, которая не аплодировала, а просто уставилась взглядом перед собой, будто деревенская девчонка, рождественской ночью увидевшая в темном зеркале колодца, средь дрожащих отражений звезд, лик своего суженого.
Подготовка издания сочинений давала Кленке повод бывать в магазине. И он так зачастил к нам, что дяде это сделалось чуть ли не неприятно. Очевидно, он объяснял это нетерпением и усердством автора, которому выпуск в свет его первенца представляется слишком долгим; дядя заставлял себя быть как можно терпимее, хотя это мешало ему работать. Но Кленка ничего не мог с собой поделать, его тянуло сюда, хотя он и чувствовал, что приход его не всегда желанен. Но у него не было другой возможности повидаться с Маркетой и переброситься с ней двумя-тремя словами; на виду у всех служащих магазина это мог быть лишь обычный обмен любезностями, выраженный к тому же в состоянии крайнего смущения и растерянности. В эти дни я, наверное, здорово смахивал на бывшего главного Суйку! Так же как и он когда-то, я старался делать вид, будто мне не до них, а сам все время украдкой косился в сторону кассы и напрягал слух, чтобы не пропустить ни одного из оброненных ими слов.