Глебов сначала покраснел, потом побледнел и решительно шагнул к моему столу, шепнув:
– Я правда люблю тебя, Агата.
– А я тебя – нет! – припечатала я, вконец разозлившись. - Не люблю, Максим. Что мне сделать, чтобы ты понял?
Он молчал. Навис надо мной, бледный, злой и молчал. Я видела, как дрожат крылья его носа, как рвано дёргается кадык и... ждала. Толком даже не знаю, чего.
– Лучше бы я тебя никогда не встречал, - наконец выдавил из себя Глебов. – Всю кровь ты мне выпила.
Он круто развернулся и пулей вылетел из моей каморки, не забыв при этом яростно шарахнуть дверью.
«Точно теперь будет полгода молчать», – с грустью подумала я и одним движением смахнула со своего стола всё, кроме монитора.
На работе я сидела до ночи, закрывшись в своем шкафу на замок, чтобы никто меня не нашёл, и с ненавистью вслушиваясь в звуки корпоративного пьяного веселья. Γде-то часам к десяти тихонько звякнул внутренний телефон, и я несмело сняла трубку.
– Девка, ты там на себя руки из-за попорченного сапога не наложила? - заботливо поинтересовался Генрих Петрович.
– Живая, - ответила я хриплым от долгого молчания голосом.
– Вылезай ужо из берлоги, медведюшко. Ушли все.
И после секундной паузы:
– И он тоже урулил. Только пыль столбом стояла. Поругались, голубки? Или как?
– Генрих Петрович!
– Да не лезу я, не лезу... Иди. Правда все ушли. Я тебе супу макаронного заварю, в чашке, xочешь?
– Доширак? - улыбнулась я.
– Сама ты, дохлый ишак, – обиделся старик и произнёс по слогам:
– Чан ра-мён с куриным вкусом. Иди, накормлю... Придумает же... дохлый ишак... дура-девка.
– Ты мне скажи, Агафья, – требовал Генрих Петрович минут двадцать спустя. - Вот что тебе надо? Хороший же мужик, этот твой Максим…
– Он не мой, – вяло возмутилась я.
– Дура потому что! – гибрид мушкетёра с гаpдемарином ребром ладони рубанул воздух. - Не была бы дурой, давно б твой был. Чего поругались-то? Ну? Молчать будешь?
– Не люблю я его, – стыдливо призналась я. - А ещё и открытка от Галки из себя вывела… Генрих Петрович, это так… стыдно, когда на день влюблённых тебе валентинку единственная подчинённая приносит!.. Давайте завтра об этом, а? Расскажите лучше, как корпоратив прошёл.
За что я люблю своего старикана, так это за чуткость и за то, что у него всегда есть, что пожрать.
От пуза налопавшись макарон и нахохотавшись до икоты (Генрих Петрович так дивно описывал, как народ расползался с праздникa, что у меня к концу его повествования уже живот болел), я надела пальто и, поцеловав на прощание старика в щёку, вышла на порог издательства.