Генерал был нем, но любознателен. Как не стать таковым, когда в его отделении «лечились» люди отнюдь не простые, как правило, с интересными судьбами.
Вчера медицинский генерал с особым внимание изучил предписание начальника медслужбы министерства обороны. Оно не было пространным, но показалось загадочным. Суть его сводилась к тому, чтобы вновь прибывшему больному, бывшему полковнику, снять с сознания, то есть подавить, воспоминания прошлых лет, но при этом регулярно доносить на имя генерала армии Ивашутина обо всем, чем будет «бредить» бывший полковник Серко П.Т.
Утром Серко отошел от воздействия укола, а нового курса «лечения» еще не назначили. Сразу после завтрака его повели к начальству. Кабинет был обставлен достаточно традиционно, однако в углу стоял скелет, а на стене, за креслом генерала, красовались портреты Ленина и Брежнева.
Генерал не поднялся с кресла, но предложил больному сесть на стул, стоявший перед массивным столом чуть поодаль и прикрепленный скобами полу. Обоим санитарам жестом руки он предложил оставить кабинет.
Суровое лицо генерала светилось любопытством. От этого даже обычная тень презрения, почти всегда лежавшая в уголках его губ, не очень себя обозначала.
Не без любопытства разглядывал его и Петр. Генерал заведует отделением — не госпиталем. На его столе целый набор телефонов, различных по форме и цвету. Опытный глаз разведчика сразу определил: заведение, куда он попал, более чем серьезное.
— Ну, так что? С чем к нам пожаловали? — генерал прервал размышления Серко.
— Простите, товарищ генерал, но я не по своей воле. Вы же знаете! — Петру очень хотелось выведать, что знает медик-генерал.
— Ну, а что вас мучает? Чем страдаете?
— Долгие годы на чужбине. Секреты государственной важности. Бюро ракетостроения. Мания. Стойкая мания проследования…
— Мания? Тут мы поможем. Ну, а все же точнее!
— В Москве мною уже занимались медики. Чем-то кололи. С памятью совсем плохо стало… Но вы ведь поможете?
— Ну да, конечно! — И генерал еще с полчаса задавал разные наводящие вопросы, однако ничего любопытного от Серко не узнал. Раздосадовался и потому, что пока нечего было писать генералу армии Ивашутину, который никогда не занимался ракетостроением.
Он вызвал санитаров:
— Отведите в кабинет к Виталию Порфирьевичу! Я ему сейчас позвоню.
Виталий Порфирьевич, как потом выяснилось, полковник медслужбы, потомственный, в четвертом поколении, психиатр, был маленького роста, с округлым, добродушным лицом и, как подумал Серко, с двойным взглядом: отвлекающим и рабочим.
Петр вспомнил одного из «слонов» Академии, заметившего однажды, что психиатры — «сами все психи». Однако Петр очень быстро убедился, что перед ним исключение.