Примерно так же поступил и подполковник, уже старший офицер генштаба армии Мексики. Его поручили радисту взять на связь. Раз встретившись с новым человеком, подполковник в письменной форме отказался от дальнейшего сотрудничества, однако заверил, дал честное слово офицера, что, если его не станут шантажировать, свои отношения с военной разведкой СССР он сохранит в тайне.
С той поры, как Петр Серко беседовал с Майей Плисецкой, Советский Союз просуществовал еще пять лет и… приказал долго жить. Но Бюро АПН в Мехико некоторое время еще продолжало существовать.
В один из дней бурного для России 1991 года туда пришла со своим делом мексиканская женщина. Ее приняла журналистка Эмма Ландышева. По ее словам, посетительница была «очень привлекательна, пластична, моложава, с живым и твердым характером».
То была Глория Ортега, мать троих взрослых дочерей Анны, Ирины и Елены. Она молча выложила на стол перед Ландышевой набор фотографий, в том числе мужа в возрасте двух лет, и его матери Галины Александровны, которые генерал Прожогин в спешке не нашел в бывшем доме полковника Серко, а также ряд фото, сделанных в день бракосочетания в кафедральном соборе.
— Это мой бывший муж… Мишель Род, а также Петр. Фамилии его настоящей я не знаю, но он был русским шпионом в течение двадцати лет. Прибыл в Мексику со швейцарским паспортом…
У журналистки приятно захолонуло в душе — горячий материал!
— А дальше?
А дальше Глория в течение трех часов кряду поведала в деталях свою жизнь. Эмма Ландышева окрестила повестование «историей любви и измены, которая печально оборвалась и не могла иначе окончиться».
— Ну, а чем занимался ваш муж, Глория, кроме продажи фотоснимков? — спросила Эмма в конце.
— Не знаю и не хочу этого знать! — решительно ответила бывшая жена русского шпиона. — Когда я узнала, что он шпион, я ушла в себя и "сказала: «Пусть будет так, как Бог пожелает!» Потом он возил меня в Москву, тайком, с чужими паспортами. Там симпатичные люди — ничего не скажу, очень мило, но настойчиво склоняли меня к сотрудничеству с ними. Я наотрез отказывалась! Они уговаривали, познакомили меня с матерью Петра. Она мне полюбилась, но тоже все время плакала. Она, как и я, была обманута и много лет ничего не знала, где ее сын и что с ним. Это жестоко! В последний раз, когда он возил меня в Москву, я заявила его начальникам, что требую развода. Те переполошились. Договорились на том, что они от меня отстают, а я соблюдаю обет молчания и отказываюсь от развода. Вы не представляете, как мне было плохо!
— Вы героическая женщина, — заметила Эмма.