– Да ладно тебе! И при чем тут прикрываться, если я сам разрешил тебе так сказать?
– Надоело мне все, – неожиданно проговорил Кеша без видимой связи с предыдущим. – И фильма эта осточертела, и… вообще все. Выгонят так выгонят, не собираюсь я за это место держаться.
– А что, тебе киношники не нравятся? – спросил Иван.
– Это допрос? – тотчас же ощетинился шофер.
– Просто вопрос. Ты же гораздо дольше их знаешь, чем я.
– Зна-аю… Нужны они мне. – Кеша недобро сощурился. – Чего ты спрашиваешь? Сам же видишь наверняка, что это за народ. Я бы им дохлую канарейку не дал хоронить, не говоря уже о чем-то серьезном.
– Да ну?
– А то!
– Слушай, ну не все же они…
– Все. Некоторые только лучше других маскируются. Послушал бы ты их разговоры, сидя за баранкой, ты бы иначе на них смотрел. При тебе они еще сдерживаются, при мне – нет.
– И что за разговоры тебе так не понравились? Если не секрет, конечно.
– Нет, не секрет. Но вот как бы тебе сказать… – Кеша задумался. – Отношение у них друг к другу поганое. И деньги, деньги, деньги без конца звучат. А уж что они несут о коллегах, которые их не слышат, это вообще неописуемо.
– Что, и Володя Голлербах тоже?
– У, этот редко, но метко сказанет такое, что все остальные пустяком покажутся. Он очень ехидный, если ты не заметил. Ничего не пропускает. Кстати, он на днях тебя изображал, когда ты куда-то отлучился, и все хохотали. Показал, как ты пишешь с ошибками, и… Ну, и все такое прочее.
Опалин в общем и целом ничего не ждал от людей, но почему-то его задело, что Володя Голлербах, к которому он хорошо относился, использовал свой талант для того, чтобы его высмеивать.
Глядя на потемневшее лицо своего спутника, Кеша вообще пожалел, что затронул эту тему.
– Послушай, они просто шуты, – примирительно проговорил шофер. – Одни более злые, другие – менее. Не надо принимать это близко к сердцу.
Однако до дома Опалин добрался не в самом лучшем настроении.
По большому счету всю свою жизнь он был одинок, но его не оставляла надежда найти родственную душу, кого-то, кого можно было назвать другом. Везде и всюду он натыкался на то, что люди заняты лишь собой и своими делами, и бунтовал, потому что сам вовсе не был эгоистом.
В конечном итоге он почти смирился с тем, что у него есть лишь сослуживцы, начальство, отец, которого все равно что не было, знакомые, не претендующие на роль друзей, коллега, который временно пустил его пожить в свою комнату в коммуналке, и другие – те, кого Опалин должен был ловить.
Может быть, именно другие придавали его жизни наибольший смысл.