– На аппарате – есть! – крикнул Нольде.
Борис набрал в легкие воздуху и поднес ко рту мегафон.
– Начали! – загремел он, и оператор послушно стал вертеть ручку.
Володя уцепился за канат, обхватил его ногами и пополз, перебирая руками.
Вот он уже оказался в воздухе над улицей.
В толпе завизжала какая-то женщина, потом басом зарыдал ребенок. Снизу фигурка актера казалась совсем маленькой.
Лёка стояла ни жива ни мертва и думала, что если бы там, наверху, оказался Еремин, она бы, наверное, не выдержала.
– Граждане, успокойтесь, граждане, – бормотали милиционеры, сдерживая напирающую толпу.
Володя уже практически дополз по канату до противоположной крыши. Неожиданно Эдмунд Адамович почувствовал, что ему стало тяжело вертеть ручку аппарата.
Хотя было жарко, оператора прошиб ледяной пот. Он моментально понял, что это значит.
– Кончили! – скомандовал Борис, как только Володя спустился на крышу.
В толпе кричали «Ура!» и бешено аплодировали.
Наверху бледный как смерть Володя отцепил карабин страховочного троса, отдышался и театрально раскланялся, посылая зрителям воздушные поцелуи.
– Ну? – кричал Борис. – Все хорошо? Все же хорошо? Слава богу!
Трясущимися руками Нольде открыл камеру. Из нее выпали скрученные жгуты пленки.
– Борис Иваныч… – убитым голосом прошелестел оператор. – Все пропало… У меня салат.
Старое операторское выражение «салат» означало, что вся съемка погибла. Неважно, произошло это из-за того, что пленка была неверно заряжена, или из-за того, что она изначально была с дефектом, – получалось, что работа уничтожена.
Борис мгновенно перестал улыбаться, и лицо его сделалось страшным.
– Ах ты, сукин сын… Кобелиная морда!
Это было самое мягкое, что он кричал в лицо оператору в следующие несколько минут.
Актеры и Светляков кинулись оттаскивать разъяренного режиссера от Нольде, потому что Борис находился в таком состоянии, что готов был наброситься на Эдмунда Адамовича с кулаками.
– Боря, прекрати! – К мужу, которого крепко держали за руки Федя и ассистент, пробилась Тася. – Боря, тут люди… Тут газетчик! Что он о тебе подумает!
– Плевать! – в бешенстве крикнул режиссер, после чего вновь принялся ругать Эдмунда Адамовича последними словами.
Оператор даже не пытался оправдаться и стоял с растерянным лицом, понимая, что кругом виноват.
– Что происходит? – Володя только что вышел из дома.
Он рассчитывал на поздравления и был обескуражен безобразной сценой, которая открылась его глазам на съемочной площадке.
– Наш великий оператор загубил съемку, – неприязненно ответила Валя, поворачиваясь к нему. – Вместо пленки салат… Либо переснимать, либо отказываться от сцены.