А сейчас Павел упорно шел вперед, по пушистому заснеженному лесу. Перед ним на свежевыпавшем снегу виднелись следы волчьих лап. Его пес весело бежал впереди, иногда он останавливался и обнюхивал волчий след, после чего смотрел на хозяина и бежал дальше.
— Мы нагоним этого волка, дружище, — обратился он к псу, тот остановился и внимательно посмотрел на хозяина. — И он больше никогда не будет воровать наших кур, — добавил он. — Верно ведь, Байкал?
Пес, понимая, что обращаются к нему, радостно гавкнул. Он любил, когда хозяин называл его по имени. Павел назвал своего пса в честь места, в котором так сильно хотел побывать, но в которое, как он думал, уже не попадет никогда.
Над их головами возвышались вековые сосны. От порывов ветра их макушки величественно покачивались, создавая ни на что не похожую мелодию. Эта природная мелодия, казалось, гипнотизировала. Было в ней что-то шаманское, колдовское, что заставляло твое сердце успокоиться и отдаться древним, природным инстинктам.
Свежий утренний воздух немного морозил горло и приятно бодрил. Солнце уже проникло в чащу, и снег искрился под его лучами.
“Здесь совсем недавно пробежала белка, — отметил про себя Павел. — А там видны следы зайца. А вот это волчьи следы, следы, по которым иду я”.
И он снова двинулся по волчьим следам. Павел не торопился и шел медленно. Он знал, что волк бежит и скоро выдохнется — и тогда ему придется плестись куда медленнее. Тогда-то Павел и нагонит его. К тому моменту волк будет в полном отчаянии.
“Легче добычи и представить себе нельзя, — подумал Павел. — Даже как-то и не интересно”.
Хотя погоня за волком доставляла ему удовольствие. Ему нравилось брести по заснеженному лесу, нравилось ощущать присутствие своего пса рядом, нравилось дышать свежим морозным воздухом и быть одному. Или почти одному, ведь с ним был его верный Байкал, которого Павел считал настоящим и самым преданным другом. Другом, который всегда рядом, который никогда не предаст и никогда не покинет тебя. Животные любят искренне и безвозмездно и отдают хозяину всю свою любовь без остатка. Своего пса Павел любил почти так же, как и охоту, а охоту он любил всем сердцем. Он любил это чувство, когда преследуешь зверя и ощущаешь его страх. Было в этом что-то древнее, по-настоящему мужское — это был инстинкт, доставшийся нам от далеких предков. Охота… на ней человек меняется, становится более диким и сливается с миром природы, погружаясь в свое первозданное состояние.
“Люди ведь тоже по своей природе хищники, — думал Павел. — Потому они и любят это чувство”.