— Чего молчите? Друг вам?.. А говорили, будто один кабатчик Филя ему друг. Всем жалко!..
«Дурак!» — подумала о кричащем сотнике Катерина.
— И тебе жалко? — обратился к ней сотник.
Она пошла со двора. За ней сразу же ушел Алимов, а потом — Петров и Аверкий.
Уходили не оборачиваясь, гасили лампочки. Свет их был ни к чему: на востоке гуще засветилось голубое небо, а хребты облачных гор стушевались, как бывает, когда близится снегопад.
Коваленко изумленно глядел вслед уходящим. Во дворе оставался Филя. Он медленно отступал от сотника, боясь, что тот еще что-то выкрикнет о дружбе с Гришкой Сутоловым.
Услышав от Аверкия слова сотника, Сутолов сразу же вызвал в Совет Филю. Терзаемый сомнениями, как поступить после случившегося ночью, Сутолов грозно посмотрел в лицо кабатчика и сказал:
— Твоему слову не поверю, хоть ты тут икону целуй!..
Филя сробел. Все в Казаринке знали, что Гришка Сутолов когда-то дневал и ночевал в кабаке. Поди докажи Петру Сутолову, что связи между ними не было. Сутоловы все балашманные, лучше с ними не связываться. У Петра теперь власть, подведет под тюрьму-каторгу. Оправданий слушать не захочет. Права голоса Филя не имеет. Кабак закрыли. Теперь-то им, возможно, деньги понадобятся… У них-то ни копья, только обещают людям зарплату. Кабатчика можно пограбить, у кабатчика есть. А чтоб легче с ним было договориться — в тюрьму его за связь с Гришкой…
Вернувшись домой, Филя немедленно собрался в дорогу. «Уходить надо поскорее…» — решил он твердо.
На улице встретился Пашка. «Ничего, с ним удобнее выбираться из поселка — никто не прицепится с расспросами…»
— Куда собрался? — спросил Пашка.
— Мое дело — знай ходи, — неопределенно ответил Филя.
Пашке было все равно, куда направляется Филя. Ему главное, чтоб не скучно было идти на Громки.
— Давай топай, — сказал он, зашагав вперед. — Про Гришку Сутолова слыхал? Нет Гришки…
Филя промолчал.
— Вот и посуди, что такое законная власть, а что анархия!.. Вышняков мне все доказывал, будто законная власть легче для человека, чем анархия. А какая разница? У кого пушка в руках, тот и закон. Прицелился, гахнул — и лети на небо, рассуждай, какая тебе власть больше по душе.
— Начинается заваруха, — осторожно заметил Филя.
— Какая заваруха? Война, — пророчески просто сказал Пашка.
— Кто с кем?
— Ну вот Сутолов с Сутоловым.
— М-мда, — сдержанно промычал Филя.
Он опасался Пашки: этот всего наговорит, но и сам кому угодно может рассказать о чужом, потаенном. Для него как будто не существовало границ дозволенного и недозволенного. Как получится, так и будет. Пашка, наверное, считал, если сам он весь на виду, значит, и все должны быть такими же. Никаких секретов не должно существовать. Не зря болтает про анархию.