«…Экономический Совет, созданный из представителей Советов, профсоюзов и кооператоров, сим сообщает, что основная его задача состоит в общем руководстве хозяйственной жизнью всего Донецко-Криворожского бассейна».
Пашка наклеивал ленты на телеграфную бумагу. Стопа телеграмм росла. В содержание он не вникал. Увеличившийся поток их говорил ему только о том, что на линии что-то изменялось, появился один хозяин, распорядившийся передать все это на места.
Увлекшись работой, он не заметил, как в телеграфную вошел Дитрих.
— Вы телеграфист?
Пашка поднял голову. Вначале он не увидел ничего примечательного в вошедшем незнакомом человеке. Потом обратил внимание на белую кожу неподвижного лица, на водянистые глаза, в которые нельзя было смотреть, настолько они были безжизненны и холодно-тяжелы. «Кто б мог быть?» — спросил себя Пашка, почему-то подумав, что вошедший связан со всем этим потоком телеграмм, прорвавшихся на Громки.
— Так точно, телеграфист, — негромко ответил Пашка.
Он невольно поднялся с места, оробев перед вошедшим.
Робость еще больше овладела им, когда он заметил, что водянистые глаза ощупывают его с головы до ног.
— Мое имя Дитрих, — услышал Пашка и почувствовал, как брови его подскочили кверху. — Мне необходимо знать, не получали ли вы известие о ремонтной дрезине, которая должна прибыть на станцию Громки из Дебальцева?
— Не приходилось, — ответил Пашка, стараясь держаться спокойнее. — А вы чего, ждете дрезину?
— Не только один я жду. На дрезине прибывает инженер-путеец, которого вы обязаны ждать и встретить. Где начальник станции?
— Отлучился на часок по делам, — неизвестно почему соврал Пашка.
— Передадите ему об этом. Дрезину отгоните по старой ветке к Косому шурфу. Вы получите от инженера соответствующие распоряжения.
— У нас будто власть другая — от нее я получаю распоряжения, — несмело, но все же бодрее прежнего произнес Пашка.
— Речь идет не о власти, а об обычных ваших служебных обязанностях, — строго сказал Дитрих. — Вы сделаете, как я вам говорю.
— Придется, наверно, — сказал Пашка, изо всех сил стараясь устоять перед начальственной строгостью важного гостя.
— Каковы ваши обязанности здесь? — еще строже спросил Дитрих.
— Я телеграфист, — ответил Пашка.
— Начальника нет, ответственность за прием дрезины ложится на вас. Помните об этой ответственности! Чтоб без анархии!
Отдав это распоряжение, Дитрих вышел. Фофу он предусмотрительно оставил возле придорожной лесной посадки, в километре от станции.
Пашка, конечно, выскочил из телеграфной, чтобы еще раз поглядеть на уходящего гостя. Не сумев поговорить с ним потолковей и посмелее, он продолжал этот разговор мысленно: «Ишь, гусь кошлатый!.. Сказал как обрезал. А на кой черт мне все эти инженеры-путейцы? Из Дебальцева — ни мур-мур про инженеров-путейцев. То телеграммы слал, а теперь, видишь, явился своей личностью… А насчет анархии, мил человек, я тебе скажу, что она теперь, наверно, кончается, как метель на дороге, — телеграммы иного толка пошли…»