— А ты и следишь? — насмешливо спросила Катерина.
— Нужно мне очень! Будто ваш Пашка перед кем-нибудь прячется. Всему поселку шашни его известны.
— А я решила — следишь… И за мной, может, следишь? Знаешь, кто в доме моем бывает, когда уходит, а когда иной боится в ночь выбираться и тут, на лавке, ночует…
На шее часто забилась жилка — Катерина смеялась.
Вишняков молча закурил. Катерина поглядывала на него из-под ресниц и ждала. Она заметила, что ему не по себе, и чему-то радовалась.
— Знаю, пленные ходят к тебе, — сказал Вишняков, не поднимая глаз.
— А еще кто?
— Всех не припомнишь, о ком на ухо шептали.
— Одного-то уж должен был запомнить, — настаивала Катерина, не переставая посмеиваться про себя.
— Сотник Коваленко к тебе ходит, — сказал он, закрываясь табачным дымом.
— Ревнуешь?
— Давно где-то притомилась моя ревность, храпит, должно, в шахтном забуте.
У Катерины недоверчиво блеснули глаза.
— А то, может, проснулась? — спросила она, лениво поведя тугими плечами. — Иначе чего решил зайти?
— Говорю, дело есть.
— Давай говори про дело, — сказала она, довольная тем, что Вишняков не отрицал ревности.
Давно у них повелось — то вспыхивала, то опять почему-то затухала любовь. За Силантия Рубцова Катерина вышла замуж в тот момент, когда разладилось у нее с Вишняковым. Архип звал ее жить в Чистякове, подалее от родственников, среди которых был не только Пашка, но и Семен Павелко, служивший урядником. Катерина отказалась. А Вишняков завербовался тогда в рыбачью артель на Азовское море, уехал на год. Вернувшись, увидел Катерину с Силантием. И так не встречались они до тех пор, пока Вишняков, после армии, фронта и ранений, не появился в Казаринке опять. Силантий погиб в первые месяцы войны, во время прусского наступления. Снова у нее с Вишняковым произошла ссора: Катерина ходила в гости к уряднику Семену Павелко, поддерживая с ним родство. Вишняков не мог простить ей этого. Повстречались они как-то возле Чернухинского леса. Долго ходили молча, ожидая, что примирение наступит, так и не дождались. Катерина посмотрела насмешливо-зло и сказала на прощанье:
— Когда запылишься там, на своей дороге к революции, приходи — могу постирать бельишко…
Она наломала веток, нарвала всякой травы и побрела по поляне. Вишняков вспомнил, что был троицын день, все рвали зелень, от которой в домах пахнет свежестью и загораются глаза надеждой счастья. В первую минуту ему хотелось догнать ее и сказать, что ему ничего не надо, лишь бы они были вместе. Он побежал за ней, потом остановился, подумав, что для их примирения мало общего дома, украшенного зеленью…