В доме путевого мастера Трофима Земного третий день держалась могильная тишина. Сам Трофим ушел куда-то, не сказав Стеше, когда вернется. А Стеша перебралась со стиркой в служебную половину, так как в жилой части обосновался казаринский управляющий Феофан Юрьевич Кукса с двумя штейгерами. Приехали они ночью. Свет не велели зажигать. И уже третьи сутки сидели, не высовывая носа.
Стеше какое дело до них? Пусть сидят. Отец велел носить им еду, а в остальном не беспокоить.
Стеша стирала военнопленным. Жарко топилась плита. Над корытом поднимался пар. Оголенные по самые плечи руки в пене. Лицо бледное от усталости. Прилечь бы на часок. Но где же тут приляжешь? Под стенкой широкая лавка, на которой отец в часы дежурства иногда отдыхал. Однако на лавке долго не улежишь — бока онемеют. А на жилую половину она боялась идти.
Отдыхала, как придется.
Да и некогда, надо спешить: завтра суббота, в субботу вечером заказчики ожидают свежее белье.
На этот раз, правда, ей досталось меньше — Катерина выручила. Но все же мороки немало. Трудно развешивать: не прекращается метель. Случилось уже один раз — ветер унес подштанники Штепана. Было уже разговоров!
Стеша на минуту оторвалась от стирки, с улыбкой вспоминая, как все началось…
— Не знаю, куда они и девались, — сказала она Штепану. — Должно быть, ветром унесло.
— Что есть «ветром»? — серьезно спросил Коплениг.
— Ветер, — растерянно ответила Стеша, — ветер и есть ветер…
Все они стали почему-то смеяться. Особенно поляк Кодинский.
— Яка есть цена кальсон? У-у-ум! — сокрушенно гудел он. — Прошам ми повидзи! Ай-ай-ай! У дамы? Кальсоны? У-умг!..
— Ах, талалка! У-у, талалка! — кричал, смеясь, Янош.
Янош был черноволос, высок, красив. Стеше он нравился. Она часто тайком поглядывала на него и стирала его белье с особенным старанием. Что он сейчас выкрикивал, она не понимала, — видимо, что-то смешное про Штепана, потому что остальные мадьяры засмеялись еще громче.
— Цо кого боли, о том речь воли! — попытался отговориться Штепан.
Все они стояли полукольцом, закрывая проход к двери. Отчаявшись, Стеша дернула Яноша за рукав:
— Что ты говоришь — талалка?
Янош растолкал стоящих рядом и стал изображать «талалку». Сперва он почистил ботинки, потом чудно одернул френч и поглядел на часы. А затем быстро-быстро поел, спотыкаясь и как будто не видя ничего перед собой. Приблизился к барачному столбу, опять посмотрел на часы и улыбнулся. Постоял немного и опять поглядел на часы. Лицо его было неподдельно взволновано. Он нетерпеливо закружился вокруг столба…
— Свидание! — сказал Кодинский.