Гришка быстро пошел. Отсутствие часовых придавало ему уверенности. «Тоже воинство, — подумал он о враге, — наелось вареников и почивает…»
Приблизившись к сараю, он все же внимательно огляделся. Только после этого продвинулся вдоль стены. Никого. Постоял несколько минут, прислушиваясь. Глухо и сладко билось сердце: Гришке нравились даже самые малые рискованные затеи. Ожидание опасности превращалось в самые значительные минуты его жизни. Хоть и невелико счастье стать конокрадом, но ведь не ради выгодной перепродажи…
Гришка заглянул во двор — пусто.
Вартовых не видно. А нет ли шахтерских постов? Не видно…
Он решил перебраться к воротам сарая.
Стараясь не скрипеть сапогами, скользил на них по снегу, как на лыжах. Где-то на половине забавного пути покосился на жилой дом с темными окнами. В этом, наверно, жил сам сотник: для всей варты он слишком мал. Она могла расквартироваться в соседнем, который побольше и выходит на улицу пятью окнами. В этом малом доме — тишина. «Спит пан — дерьмовый жупан», — с улыбкой подумал Гришка и совсем осмелел. Он подошел к воротам. Обнаружив, что они не заперты, отодвинул засов, не испугавшись его скрипа. Вошел в сарай. Тяжелый дух конского помета ударил в ноздри. По глухому сопению и топоту Гришка определил места загородок. Добрался на ощупь к одной из них. Под рукой вздрогнула покрытая гладкой шерстью кожа. Есть. Теперь где-то у входа надо искать седло.
Занятый поисками, он не слышал, как в доме открылась дверь, на порог выскочил сотник, рванулся было к сараю, но потом вернулся и вышел с карабином. Никому Коваленко не мог простить дерзости — забраться в сарай, где стояли кони. Кто бы то ни был — все равно конокрад! Разговор с ним короткий…
Он оглянулся, выбирая место, откуда удобней стрелять. Прижаться к стенке для упора? Или с колена? Нет, так можно промахнуться. Лучше лечь на пороге и стрелять лежа…
Время тянулось медленно, пока Гришка искал уздечку, прилаживал седло. По месяцу прошла рваная туча. Двор то освещался, то погружался в полный мрак. Далеко и неправдоподобно звонко гремели шахтные колокольцы. Загрохотала в отвале порода. И совсем близко треснула сдавленная морозом доска на воротах.
Гришка не выехал верхом — низко было. Он вел коня под уздцы, зажав ему рукой храп. «Вин, гадюка!» — пронеслось у сотника, когда он увидел крупную фигуру Гришки в расстегнутой шинели. Луна в это время вынырнула из-за тучи, ясно осветив черное, небритое лицо.
Сотник выстрелил.