— Яков Семенович, я побегу, и так засиделась. Пожалуйста, слезно вас молю, забегите к нам, гляньте на эту рукопись. Если вы подтвердите ее оригинальность, я упрошу шефа экспертизу вам заказать.
— А кофеек как же? — огорчился Коростылев, поднимаясь.
— Да Лика меня уже чаем напоила. Все, все, побежала. Так я на вас надеюсь?
Эти слова Саша произнесла умоляюще заломив руки, зная, что довольный приобретением шкатулки антиквар вряд ли ей откажет. Расчет оказался верным. Яков Семенович вальяжно кивнул.
— Ладно, уговорила, забегу.
После ухода Саши, Лика высидела в салоне еще с четверть часа, а затем потащилась в кабинет Коростылева, забрать посуду, да внимательно взглянуть на новое приобретение антиквара. Она была готова поклясться, что старик купил у этой неопрятной бабищи именно шкатулку, и даже удивительно, что залетной Сашке покупку продемонстрировали, а ей, работнице салона — нет. Даже несмотря на то, что в институте Сашка была любимицей Коростылева, такое положение дел было обидным, а Лика остро реагировала на обиды. И без того жизнь несправедлива.
Коростылева в кабинете не было. Видимо, он поднялся по лесенке к себе, в квартирку на втором этаже, очень удобно, если подумать. Подъездной дверью он считай и не пользовался. Лика сгребла посуду на поднос, вытерла со стола крошки, сдув почти невидимые пушинки и, боязливо оглядевшись по сторонам, взяла тяжелую шкатулку.
«Тоже мне раритет, — подумала она, открывая крышку. — Ерундистика. На черном рынке потянет едва на штуку баксов. К чему столько восторгов?»
Балерина качнулась на пружинке и замерла. Лика покрутила ее по часовой стрелке, и вдруг фигурка с сухим хрустом вывалилась из паза.
Лика ойкнула и стала судорожно прилаживать балерину на место, но та не хотела держаться, заваливаясь на бок. Нащупав пальцем пружинку, Лика поставила на нее фигурку вертикально и надавила изо всех сил.
Шкатулка сделала громкое «крак!», трагично звякнула, и треснула по всей длине. Лика выпучила глаза, и, не веря в содеянное, осторожно поставила шкатулку на стол. У безделушки тут же отвалилась крышка, присобаченная, как оказалось, вовсе не намертво, а фарфоровая балеринка вновь упала, откатившись к краю. Из бесстыдного облака фарфоровых юбок торчали скрещенные белесые ноги.
— Да что же это? Ты чего наделала?
Коростылев подкрался тихо, как мышь, и теперь взирал на разгромленную шкатулку с ошеломлением, а на Лику с яростью, и голос его медленно переходил с баса на хриплый визг. Лика попятилась, уперлась попой в стол и молитвенно сложила руки.
— Яков Семенович, я нечаянно… Простите…