Юля тряхнула головой, заставив волосы рассыпаться по плечам тяжелыми черными волнами. Мужчины, сидящие в баре, предсказуемо уставились на нее.
— Наверняка у Панарина и любовница постоянная имелась? — спросил Кирилл, вновь употребив прошедшее время, чертыхнувшись про себя, но, уже махнув рукой: будь что будет.
— И постоянная в том числе — Жанна Колчина. Наполовину не то татарка, не то казашка, работает косметологом, пафосная дрянь. Лично я ее услугами больше не пользуюсь. Гонору много, проку мало, вкуса ноль. После ее работы все дамы выходили в образе дымковских матрешек, ну или душеньки Марфушеньки, если позволите. Но попробуй скажи, что тебя что-то не устроило, пыль до потолка полетит. Говорят, что Олег ее боялся, как огня, но почему-то не бросал.
— Боялся?
— У нее нрав дикий. Ревнует, как собака. Если что — в драку бросается. В прошлом году поножовщину устроила, порезала одну девочку сразу после приема. Не села только потому, что Панарин заплатил и девчонке, и ее семье. После этого случая желающих связываться с ней поубавилось, как, впрочем, и клиентуры. Девчонки как то поговаривали, что она едва ли не голодала, жила на подачки хахаля. Да и в школе тоже был какой-то похожий случай, тоже ножом пырнула жевчонку, вроде бы парня не поделили.
Агрессивная любовница — это был след, тем более, что про бросающуюся на людей Жанну Кирилл слышал не впервые. Вот только могла ли она зарезать Панарина, а затем еще и Наталью Богаченко, и если да, то за что? Приревновала? Но Богаченко, судя по мнению охранника, никак не тянула на любовницу Панарина. Скорее, Наталья просто попалась под горячую руку.
Бред, подумал Кирилл. Кто бы ни убил Панарина, обладал недюжинной силой, раз умудрился проткнуть бизнесмена, словно бабочку, да еще сквозь пальто и пиджак. Вряд ли на это хватило сил у женщины…
Кирилл некстати вспомнил о старом деле, когда хрупкая анемичная девица в местной психушке разобрала голыми руками железную кровать, а затем пронзила одним из прутьев санитара, и мотнул головой, отгоняя кровавую картину. Тогда это было почти его первым делом. Помнится, он долго и мучительно блевал в коридоре, высунувшись из окна, а потом два дня пил по вечерам медицинский спирт в компании Дмитрича, взявшего над молоденьким опером шевство.
— Про врагов Панарина что-нибудь знаете? — задал он очередной вопрос, но больше этот номер не прошел. Беседа медленно, но верно превращалась в допрос, и его собутыльники это быстро почувствовали. Юля промолчала, а Никита недовольно произнес:
— Миронов, судя по всему, Панарина с нами больше нет, верно? Может, и нам что-то расскажешь для приличия?