Никита намекал на званый ужин, потому Юля оставила машину дома. В такси Танька щебетала и вертелась, не давая собраться с мыслями: предвкушала, как начнет обольщать молодого, неженатого, уже в голове видя себя победительницей, королевой, готовой разделять и властвовать.
Юля планы сестры видела насквозь и посмеивалась про себя, зло, раздраженно. Танька мешала собраться с мыслями.
По знакомой лестнице на второй этаж они поднялись быстро. Никита открыл дверь сразу, словно караулил у глазка. Увидев, что Юля явилась вместе с Татьяной, чуть заметно скривился, но после торопливо взял себя в руки и радушно ощерился, принял шубки, сунул обеим разношенные тапки и пригласил в гостиную, откуда одуряющее пахло жареной курицей. Из динамиков доносилось приглушенное мурлыканье Милен Фармер, вечно депрессивной, вечно печальной.
Стол ломился от еды. Юля даже удивленно подняла брови.
— Ого, откуда дровишки?
— А что такого? — надулся Никита. — Не имею права закатить пирушку? Я вообще больше народу ждал, но чего-то все соскочили. Так что будем вдвоем… втроем…
— Я просто раньше я не замечала в тебе тяги к излишествам на наших посиделках, — миролюбиво заметила Юля. — Кажется, верхом твоего гостеприимства были порезанные колбаска и сырок, да и то, если я сама их привозила. А тут — и салаты, и суши, и курочка-гриль. Из ресторана, конечно?
— Конечно. Я же не готовлю почти, когда мне? Да и повода не было.
— А сейчас, значит, есть?
— Ну, есть. Да садитесь, сейчас я вилки принесу… Пить будем? Хлебнем яду с содовой?
Танька на предложение хлебать яд с содовой расхохоталась, как идиотка: громко, заглушив французскую примадонну, полагая, что смех придает ей шарма. Она вообще была смешлива и долго считала, что трубное лошадиное ржание ее невероятно украшало, мол, мужики любят задорных и веселых. Никита и Юля поглядели на нее и одновременно скривились.
— Я сегодня не за рулем, — ответила Юля и плечами повела, — так что могу себе позволить. Что за повод, Никитос?
Он сделал широкий жест, приглашая дам садиться, и дамы уселись, не дожидаясь, пока джентльмен отодвинет им стулья. Впрочем, стул и был всего один, на него Никита сам и забрался с ногами, устроив гостей на диване. Да и глупо было ждать от него какой-то галантности. Юля знала: красиво ухаживать Шмелев не умел. Не для него были эти церемонные приседания. В ветреной голове кипели иные мысли, вытесняя элементарный этикет. Потому подтолкнув Таньку, Юля уселась, подвинула тарелку, аккуратно положила на нее кусок курицы и ложку салата и, дождавшись, пока Никита разольет по рюмкам текилу, повторила вопрос.