— Поздравляю, Ваше Императорское Величество, — снова склонился в поклоне Хасин, глядя на девушку в постели.
Взгляд молодой матери, стоило ей поднять голову, мгновенно изменился из счастливого, радостного и нежного на ненавистный, презрительный и злобный. Иронично улыбаясь, почти с издевкой, гость шагнул в покои, приближаясь к кровати и становясь рядом с императором, который по-прежнему только смотрел, нерешительно и робко на своего наследника.
— Как ты смеешь… — начала шипеть девушка, сильнее прижимая к себе младенца и не сводя гневного взгляда с юноши.
Из нее буквально лилось презрение, смешанное с брезгливостью и страхом. Она сотрясалась от негативных эмоций, что лились через край, стоило ей увидеть этого мальчика. Юная императрица ненавидела его всеми фибрами своей черной души, а это было немало. Но Хасин уже давно прекратил обращать внимание на подобные взгляды, которые отличались лишь силой эмоций, а отнюдь не их разнообразием. Всегда — абсолютно — это было презрение, ненависть, отчуждение, злоба и зависть. Никто в этом дворце, никто в этой империи не питал к нему хоть сколько-то добрых чувств. Кроме самого императора.
— Кассандра! — гневный прищур мужа заставил девушку опустить злобный взгляд.
— Вы позволите, отец? — не скрывая насмешки, произнес Хасин, делая шаг вперед и протягивая руки к младенцу.
И девушке, под пристальным вниманием мужа пришлось протянуть юному демону собственного сына, потому что императора она боялась куда больше, чем его бастарда.
С нежной улыбкой юноша принял ребенка, игнорируя шипение угроз почти на ухо от его матери. Все его внимание было сконцентрировано исключительно на ребенке. Императрица не сводила с него взгляда, скалясь и находясь в диком напряжении. Казалось, при малейшей угрозе ее драгоценности она кинется на ее спасение, даже не смотря на то, что слаба и обессилена. Хмурый и недовольный взгляд мужа она уже не видела, не сводя взора со своего наследника в руках злейшего врага, как считала она сама.
Хасин внимательно вглядывался в крошечное личико мальчика, в его сияющие синью глаза, в темный пушок на голове и уже властно сжатые губки. Юноша нежно поднес брата к лицу, что-то прошептав ему на ушко, а следом коснувшись губами его лобика. С искрящимися неподдельным восторгом глазами он протянул малыша отцу.
— Ваш сын, мой император.
Тот принял сверток, уже более смело, разглядывая личико сына. Так же прошептав благословение, он поцеловал свое чадо в лоб. А следом стремительно и торопливо вышел, унося с собой младенца, и уже не слыша и не видя того, что происходило в собственных покоях.