— Ваша Светлость! — возмущенный окрик леди Мирай заставил Акира отступить от принцессы Анны на шаг, пряча руки за спину, но не отвести от нее впервые откровенного взгляда, который заставил ее сердце остановиться своим огнем и жаждой, истоки которых она понимали очень смутно и отдаленно.
— Прошу меня простить, леди, — учтиво поклонился младший лорд двум дамам и торопливо ушел, оставляя возмущенную женщину и восторженную девушку, которая все еще пыталась прийти в себя после столько стремительного признания.
Она едва слышала возмущенный монолог воспитательницы, едва понимала суть говоримых ею слов о приличиях и недозволенности. Она вся была в фантазиях того, что ей сказал Акир: его губы на ее ладонях, на ее пальчиках, его губы на ее губах. Шея до сих пор горела от жаркого дыхания мужчины, заставляя представлять как же будут гореть губы от настоящего прикосновения к ним. И все тело окутывало томностью и негой, а еще желанием ощутить все это в реальности, а не в своих фантазиях, понять различия, ощутить на себе результат того предвкушения, что лорд разбудил своими словами.
Витая в облаках Анна шла по дорожкам сада под ворчание идущей рядом воспитательницы, едва ли слыша ее наставление и ворчания. Она вся была в мечтах и фантазиях. Глупая улыбка не сходила с ее лица, и очень скоро пожилая леди увидела всю бесполезность своей речи. Тяжело вздохнула, глядя на подопечную, и поджала губы, качая головой. Но Анна не видела ни ее недовольства, ни выражения лица, которое явно не сулило ей ничего хорошего. Она просто смотрела в "никуда", рассеянно касаясь кончиками пальцев шеи, где кожа еще долго будет гореть, заставляя ее трепетать и волноваться, восторженно вздыхать и странно улыбаться.
Хасин видел выражение лица Анны, находясь в кабинете короля и стоя у окна, что выходило как раз в сад. За его спиной Тамир с еще несколькими послами империи Халлон, что сопровождали его в этот раз в поездке, обсуждали дела и какие-то вопросы, которые его едва ли волновали. Сейчас его волновало нечто иное: помимо тревоги за Анну, за ее разбитое сердечко — а иначе не будет — демона тревожило и кое-что еще. Нечто новое, еще не постигнутое в его яркой и насыщенной, бурной жизни, за которою он многое познал и попробовал, и оттого сбивающее с толку и заставляющее злиться на самого себя и задумываться о том, что делать и как бороться. Потому что этим новым для него стала ревность. И ревность далеко не дружеская, когда близкий тебе человек вдруг забывает о тебе, пренебрегает и больше не ценит. Не ревность к другу, когда у него появляется новый круг общения.