Ольга прожила у меня до выходных. Неделя, как я и думал, выдалась суматошной. Я все дни проводил в бегах и разъездах. Видел своих девочек только вечером. Я спрашивал, как они прожили день, и в ответ слышал, что хорошо. Что они не ссорились, даже вместе готовили обед. И обе улыбались и мне, и друг другу.
— Как английский? — спрашивал я Машу. Начала ли Ольга заниматься с ней?
— Да, начала, — кивала та, — но говорит так быстро, что я ничего не понимаю.
— По-русски или по-английски быстро, — спрашивал я.
— И по-русски, и по-английски, — звучал ответ. — Да ну ее, давай лучше про принцесс.
— Ну что за девчонка, — жаловалась мне в постели Ольга. — Что я ей сделала? Мне иногда кажется, что она вообще, не совсем в адеквате. Может, ее психологу показать? Все понимаю, смерть матери, отца нет, к тебе привязалась. Но я-то тут причем? Целый день молчит, что ни спрошу — как не слышит.
— Так она мне сказала, что вы обед вместе готовили.
— Ну, готовили. То, что я просила ее сделать, овощи там помыть или порезать, посуду сполоснуть, делала. Я видела, что старается. Но все молча. Ни одного вопроса не задала. Вообще со мной не разговаривает. Словно я пустое место. Не была бы она твоей дочерью, точно ей бы влепила.
— Ты чего? Она мне не дочь! С ума сошла? — воскликнул я.
— Извини, просто крыша уже едет.
— А английским? Ты с ней занималась?
— Как можно заниматься чем-то с человеком, который молчит? Пыталась, но безуспешно.
— Она мне сказала, что ты быстро говоришь, и она тебя не понимает.
— Да, прямо быстро! Все она понимала. Я прошу ее текст почитать — читает. Упражнения, заданные в школе, делает. Я ей что-то объясняю — молчит. Ну, думаю — поняла. Спрашиваю — молчит. Что по-русски, что по-английски — молчит.
— Да, странная девочка, — согласился я. — Ну, в больнице убегала — понятно все. Ко мне быстро привязалась, тоже понятно. Сказок-то ей, поди, никто не рассказывал. Но чего она к тебе-то так? Странно. — Я помолчал. — Мне в больнице телефон детского психолога дали. Может, позвоним, проконсультируемся?
— Давай, — согласилась сначала Ольга, потом вздохнула и добавила: — А впрочем, чего консультироваться? И так все понятно. Обычная бабская ревность.
— Какая ревность? Она ребенок! Ты че городишь?
Ольга вздохнула еще раз.
— Не хочет она тебя со мной делить, папаша. Жадная очень. А жадность чувство плохое, разрушающее. Ты бы с ней построже, чтобы у нее мозги на место встали.
— Куда построже? Всего неделя прошла, как я ее взял. Девочке ласка и внимание в первую очередь нужно. Чтобы не убегала, чтобы ко мне привыкла, полюбила меня, в конце концов.