Ненормальную трясло словно в предсмертном ознобе… На лице ее отражались и боль, и мука, и безысходность какая-то, что ли…
— Людок, Людок… Ты успокойся, Людок… Я ведь не своими руками убивал эти цветы, поверь. Они попали ко мне уже мертвыми через третьи или четвертые руки… А мать купила и принесла мне… Для тебя… Она не знала…
Люда пристально посмотрела в глаза своему незадачливому кавалеру и уже на спокойных нотах, но не без плохо скрываемого недоверия проговорила четко, отрывисто и решительно:
— Феденька, учти: больше никогда!
Федька зашвырнул огромный разукрашенный букет из отборных белых роз в тут же случившуюся урну, отчего со дна ее поднялись и смелись напрочь ветром несколько малозначительных мусоринок… Ему очень хотелось, чтобы у них с Людой все наладилось.
— А на хрена, ба, мне оно надо? Чего я, такой уж кривой самый у тебя? Нормальный. И в церковь твою я не особый ходок.
— А ты вот взял, да сходил бы!
— Да зачем? Попов смешить? Пришел здоровый лоб на исповедь! Это ж… Рано мне еще исповедоваться, ба… Успею…
Дрон сейчас не ведал, как отвязаться от начинавшей надоедать ему бабки, хоть старуху свою любил до беспамятства и ценил тоже за долгую ее, добросовестную, в вечных заботушках прожитую жизнь.
— Глупой! — перечила ему въедливая до «небесной» темы старуха. —Помирать-то мне как? Как тебя такого тут одного оставишь? Иди-и!..
— Куда идти-то? Дос-с-с-тала…
— В церкву! Зайди, постой хоть немножечко да лоб перекрести… Погляди, как другие-то…
Нет, ну она кого хошь до обморока доведет! И чего, милая, пристала? Чего ей надо? «В церкву, в церкву…» Чего он, охламон великовозрастный, там не видал?… Сумасбродная моя старушка!..
Дрон бабусю любил… Есть за что. Дело-то, по большому счету, и не в том, что вырастила и целенаправленно, и не худо-бедно, как вон у других там сплошь и рядом, а нормально воспитала пацана, так рано оставшегося сиротой без залихватски и чуть ли не в одночасье спаливших никчемную жизнь родителей — дело прошлое. Суть-то вся в том, что бабулька каким-то случайным и непонятным образом обронившая собственную дочку, мертвой хваткой зацепила внука и волокла его на себе одной все трудные годы становления. Тяжко, конечно, но — ничего не попишешь — надо! Любил ее Дрон — старую, добрую, ворчливую и не злую…
Через пару-тройку дней возвращался автобусом с работы и — черт их знает! — ноги сами выволокли на асфальт за две остановки раньше, прямо напротив ближайшего к дому храма… Минут десять, наверное, все стоял эдак поодаль от него, в сторонке… Покуривал и посматривал на высокие купола и на верхушки крестов… Это типа антенн, наверное… Типа антенн, притягивающих с благосклонных небес силу божью… Наверное… Сам-то он по этой тематике мало чего знал и мало чего понимал. Но сейчас решил почему-то именно так — антенны!