— Точно, там всегда стоял этот стол.
— И вот этот пресс всегда здесь стоял! Когда я сюда приходила, Стасик заталкивал меня между прессом и шкафом и лез обниматься. При этом на весь этаж в шутку орал — женюсь на Яковлевне! И все думали — таки, что-то между ними есть!
Вовчик и его собутыльник хохочут.
— Да, я помню! Наверно, весь ящик это помнит. Стаська тоже про это говорит, когда приходит сюда. Ты ведь тогда ещё совсем девчонка была, — подтверждает Вовчик. — Но как ты много помнишь про то время! А я почти ничего в памяти не держу, не помню и не хочу помнить, что было. Мне от этого ни тепло, ни холодно. Не люблю вспоминать!
Он возится с гильотиной. По профессиональной привычке «безопасника» говорю:
— Смотри, осторожно — руки.
— Что мне нравится, так то, что ты обо мне всегда заботишься! — многозначительно констатирует Вовчик.
Упаковав бумагу, на моё «спасибо» — традиционно говорит:
— Да, не за что! Ты присаживайся.
Начинается задушевный разговор за жизнь. Вовчик и его напарник опрокидывают рюмочки.
Опять разливает водку по рюмкам. Мне ещё на работу, поэтому предупреждаю:
— Я не буду, мне не наливай.
— А я тебе и не наливаю. Что, может, скажешь, что у тебя сердечная недостаточность? Или холестерин? — грозно спрашивает Вовчик. — Ты знаешь, последнее время мне всегда попадаются дамы, у которых или сердечная недостаточность, или холестерин. Так если сердечную недостаточность я ещё могу поддержать, — он делает характерный жест, растопырив пальцы горсти возле воображаемой груди, — то с холестерином я ничего поделать не могу.
От этого заявления я чуть не валюсь со смеху, собутыльник Вовчика тоже улыбается, до него доходит, хотя видно, что он уже изрядно «принял на грудь». Вовчик же продолжает неторопливо разглагольствовать о женщинах и любви.
— Чего я боюсь, — рассуждает он, — так это заразы. Я теперь осторожный. Ты понимаешь, — возвышает он голос, — если я в своём возрасте подхвачу триппер, то это же будет стыдно! Старый я уже для этого, вот и веду себя соответственно, — обосновывает он своё примерное поведение.
Я человек по природе смешливый — я уже не могу от смеха! Поэтому подымаюсь и прощаюсь.
— Ну, пока! Если что — заходи, всегда пожалуйста, — напутствует Вовчик и опять наполняет рюмочки:
— Ну, помянем Шурика, пусть земля ему будет пухом!
Законным отдыхом во время рабочей смены на каждом предприятии был, известное дело, перекур. Сейчас по нашему Трудовому кодексу для некоторых видов работ даже предусмотрены легальные специальные короткие перерывы каждый час или два, их устанавливает само предприятие. А тогда был перекур, конечно, самоустановленный. Ни частота перекуров, ни продолжительность не регламентировались. К таким потерям рабочего времени начальство относилось по-разному — одни смотрели сквозь пальцы, потому что инженеры частенько уходили домой вместо положенных по графику 17 часов — и в 20 часов, и позже. А вот со средним персоналом обходились круче! Так, например, начальница знаменитого сектора, сплошь состоявшего из чертёжниц, снискавшая прозвище Мадам Фрекен Бок и очень оправдывавшая всем своим обликом и нравом это имечко, установила драконовские порядки. В её секторе столы чертёжниц с «драласкопами*» располагались, как парты в школьном классе, сама же она сидела лицом к подчинённым, как учительница, и строго следила за всеми. Каждый час её подчинённым разрешалось на 5 минут выйти в туалет или перекурить. Бедные девочки роптали, но ничего изменить не могли, порядок есть порядок. Если учесть, что туалет располагался на другом конце длиннющего — в троллейбусную остановку — коридора, особо развлечься девочкам не выходило. Правда, по мере внедрения автоматизации конструкторских работ, число подчинённых мадам Фрекен Бок уменьшалось, но до конца эта древнейшая конструкторская профессия не исчезла.