КОГДА В СЛЕДУЮЩИЙ ВТОРНИК я возвращаюсь домой из школы и проверяю почтовый ящик, внутри обнаруживаю тонкий конверт с моим именем. Марки японские. Письмо на японском, и я не сразу понимаю, что написано. Это письмо с отказом. Я не поступила. Не поступила в УКЛА. И в Университет Токио меня тоже не приняли.
– Ну что же, – спокойно говорю я себе. – Я все равно не хотела туда ехать.
Но это неправда. Я все чаще просматривала свой японский альбом. Не знаю, как рассказать папе. Это его сильно расстроит. Я жду до самого ужина.
– Привет, пап, хочешь, сыграем партию в шахматы? – спрашиваю я, желая остаться с ним наедине.
Не могу всего рассказать при маме, ведь она понятия не имела, что я подавала туда документы. Я разбила бы ей сердце, сказав, что заполнила заявку без ее ведома, а потом расстроила бы сообщением о том, что не поступила.
– Конечно! – отзывается он и весь сияет. – Давненько не играли.
Он не догадывается, что я часто разыгрываю партии с Микой. Мы заходим в нему в кабинет, и папа достает свой мраморный набор. Фигурки вырезаны в форме японских самураев. Я глубоко вздыхаю:
– Я не поступила.
Папа поднимает на меня полный доброты взгляд.
– Я знаю, милая. Ты говорила.
– Не только в Университет Калифорнии, – говорю я, и голос мой срывается. – Меня и в Университет Токио не приняли.
Я пристально рассматриваю шахматную доску. Вот еще одно, что мне не дается. Но что удалось бы Мике.
– Ой, – вырывается у папы, и я делаю ход конем.
Я ожидаю, что он сейчас скажет то же самое, что и про УКЛА: «Они там все идиоты». Жду, что он подбодрит меня.
– Да, там большой конкурс, – говорит он.
Я молча моргаю.
– А еще это очень… традиционный университет, – продолжает он. – Очень жаль. – И папа издает странный наигранный смешок. – Может быть, Коджи поступит.
Я внезапно понимаю, как много это значило для него – чтобы один из нас туда поехал.
– Прости, – говорит он, и дальше слова летят одно за другим, как будто он только что осознал, что́ именно ему стоило говорить. – Не знаю, о чем они там думали. Отказать тебе – моей дочке! Безумие. Честно, полный маразм. Наверное, ужесточили отбор с тех пор, как я там учился.
– Наверное, – отзываюсь я.
– Ты поступишь в какой-нибудь замечательный вуз. Просто прекрасный.
Может быть, это мне только кажется, но по голосу папа уже не так уверен в этом, как был во время нашего последнего разговора. Я начинаю сомневаться, что я вообще куда-то поступлю. Папа ходит слоном и поднимает на меня взгляд:
– Рейко, с тобой все хорошо? Ты весь год сама не своя.
Он грустно улыбается: