– Кто это? – спросил Дойтен
– Фуар, – ответил Мадр. – Вынужденный помощник и черная тень Байрела. Как по мне – гнусный тип, но под ним половина города. Ты откуда? Что случилось? На тебе лица нет.
– Забыл надеть, – отшутился Дойтен и показал Мадру мешок. – Ты помнишь разговор во дворе? Скотник расхваливал мешок. Но он не мог увидеть его изнутри. Это он украл тело того бедолаги. И мешок.
– Не угадал, – покачал головой Мадр, доставая из-за пазухи такой же мешок, как и у Дойтена. – Тот мешок, о котором ты говоришь, скорее всего набили камнями или даже песком и привязали к ногам убитого безухого и лодочника. Они тут где-то поблизости. Но мы их не найдем. Лодку пробили и тоже оттолкнули от берега. Может, даже бросили что-то для веса. Теперь, думаю, до весны. Через день-другой встанет лед. К тому же здесь очень глубоко. У тебя мешок нюхача. А этот – мешок третьего. Нюхачу помогали двое, и у каждого тоже был мешок. Но, кажется, что-то у них не заладилось. И мне это очень не нравится. Не люблю я вести дознание и одновременно собирать трупы. И мешки такие собирать – тоже не люблю. Пошли к трактиру.
– Где этот третий? – спросил Дойтен.
– В свинарнике, – обернулся Мадр. – И он, и скотник. Последний, наверное, и прятал его. Может быть, даже за мешок. Там он его и присмотрел. Во всяком случае, я нашел его в вещах скотника.
– Ты говорил с ним? – не понял Дойтен. – Он сам тебе его отдал?
– Их порубили на куски и скормили свиньям, – вытер пот со лба Мадр. – Тем же топором, которым этот Умар туши разделывал. Нет, кости еще остались, но их уже не спросишь.
– Кто это сделал? – спросил Дойтен.
– Не знаю, – пожал плечами Мадр. – Но рубщик был очень силен. Ни единого двойного удара. Силен и спокоен. Возможно тот же, что придушил и повесил паренька из острога. Тот, кто перебил голубей. Может быть, щелчками. И никаких следов. Ни одного свидетеля. И знаешь, я думаю, что Алаин тут не при чем. Она появилась там при мне и явно рассвирепела. Я думал, что придушит своих помощников. Ты что-нибудь разузнал?
Дойтен молчал. Только теперь он понял причину, по которой он бросился бежать от двух башен. Только теперь, в эту минуту он ясно осознал, что этот самый Дейк мог убить его голыми руками в одно мгновение. И похоже, что без особых усилий. Может быть, даже щелчком. Если на кого и стоило обратить внимание храмовым да и любым другим дознавателям, то именно на него. Но еще страшнее было то, что он, Дойтен, не запомнил его лица. И то, что он испугался.
Оступившись из-за выбитого из мостовой камня, Дойтен отстал от Мадра на пару шагов и вдруг подумал, что все в Дрохайте встало бы на свои места, если бы город оказался живым существом. Есть же редкие породы магических тварей, те же игли, из-за которых так опасен Бейнский лес? И некоторые из них, по слухам, сами не только не подвержены магии, но и не терпят ее. Надо бы расспросить об этом Клокса, все-таки старик неделями торчал в тимпалском хранилище древних свитков, должен что-то знать. Интересно, что там написано о Дрохайте? А что если город и в самом деле живой? Ведь долетало что-то из уст припорошенных сединами старых храмовников, что вся Ардана если и не жива, то уж точно обладает или духом, или разумом, или каким-то вполне себе бьющимся сердцем. Мол потому и зло не может овладеть ею, что никак не разыщет это самое сердце. Почему же не может обладать им столь необычный городок? Или его невосприимчивость к магии, нетерпимость к ней всего лишь обратная сторона какого-то древнего и несокрушимого заклятья? И город скрипит каменными зубами от всякой попытки его расколдовать? Дойтен даже похолодел от явственности вставшего у него перед глазами образа. Спаси и сохрани святой Нэйф. Плюнуть, растереть и еще раз плюнуть, как принято в Нечи. Нет. Дрохайт не скрипел зубами, а как будто подрагивал под ногами, но не потому, что каблуки сапог Мадра и Дойтена досаждали ему, а от собственного раздражения. Бред, конечно, мало ли что могло показаться, незнакомый край, непривычные дома, слишком много смертей, хотя случалось в жизни Дойтена тех же смертей и побольше. А может стоит замереть? Забраться на башню повыше, раскинуть руки и затаить дыхание? Прислушаться к самому себе и к городу? И только потом начинать заниматься распутыванием местных загадок? И почему, собственно, все дознаватели храма, все ярлычные колдуны и королевские поверенные не днюют и не ночуют в Дрохайте и не пытаются разгадать его древнюю тайну? А что если в ней секрет власти над колдовством во всей Ардане?