— А по-твоему, я должен был посадить тебя на цепь у своей кровати? — с необидной насмешкой парировал мужчина.
— Почему бы и нет! Разве господин не знает, что кровать это собственно то, куда приобретают рабов с моим обучением, — ядовито бросил Амани. — Или все ваши наложники пользуются такими же неслыханными привилегиями?
— Нет, — задумчиво признал Амир, с долей рассеянности провожая глазами последние отсветы от солнечного диска. — Видишь ли, до определенного дня, мне не приходило в голову приобретать себе… хм! Кого бы то ни было.
Аман рассмеялся вначале, но всмотрелся в своего господина, и фальшивое веселье стекло с него, растворившись без следа, как струи предрассветного тумана в горах.
— То есть… — недоверчиво произнес он, — то есть, я — первый?!
— Ты не первый, — спокойно поправил его мужчина, прямо взглянув в расширенные от безграничного изумления черные глаза. — Ты единственный.
— Почему?! — непроизвольно вырвалось у Амани, в ответ на еще более ошеломляющее заявление.
— Потому что, — князь с улыбкой обнял ладонью лицо юноши, склонившись так, что они оба чувствовали дыхание друг друга, — когда ищешь уникальный, единственный на весь мир алмаз, не станешь набивать карманы стекляшками!
Опять! Юноша задохнулся, стремительно отшатываясь с искаженным гневом лицом.
— Благодарю за столь высокую оценку! Но уже почти стемнело, и если мы хотим спуститься вниз без переломанных костей, то лучше поспешить! — Амани рывком оттолкнулся от зубца, к которому успел отпрянуть и опереться, и без единого поспешного движения шагнул в проем выбитого в скале хода.
Сегодня он был собой доволен: он только что сумел сдержаться, ни жест, ни голос не выдали той бури, что творилась в душе. Как и сумел устоять, а его уход не смахивает на бегство, хотя по сути таковым является… Нет, скажем аккуратнее: тактическое отступление.
Аман исступленно убеждал себя, что этот день ничем не выделился из остальных. Да, господин его весьма настойчив и запросто не отступает от своих целей! Он знал это. Так же как без излишнего тщеславия знал, что красив, знал, что в прочем — тоже превзойти его дано немногим, благодаря старательной работе над собой и с собственными досадными ошибками… И все же… Тогда почему так странно отозвались в нем слова мужчины, лишь повторяющие тоже самое?
Быть может потому, что были произнесены иначе, и истинный их смысл он не понял, не узнал? Не понял, и даже слов не получалось подобрать, чтоб описать то, что смотрело на него из марева над завораживающим круговоротом из пережженых кофейных зерен… Иначе прозвучали, обдав вдруг теплом неторопливого потока, смывающего пыль и пот с усталого скитальца, и прохладой тени от широких листьев у самого берега…