Один вид этих капризных губ мог свести с ума, а Аман, ко всему, спал обнаженным. Покрывало сбилось, обернувшись вокруг стройных ног, и открывая взгляду плечи и безупречную линию гибкой спины до самой ложбинки меж ягодиц…
Это было как удар молнии! Амир не впервые видел Амани обнаженным, но почему-то именно это зрелище раскинувшегося на шелке простыней спящего юноши в ореоле солнечных лучей, падающих из широкого окна, было пронизано таким оглушающим ощущением трепетного бесстыдства, пронзительной, ошеломляющей своей остротой чувственности, невыразимого, невозможного сочетания уязвимости и торжества — что становилось почти страшно от его красоты.
Мужчина тихо опустился рядом, боясь нарушить хрупкий миг, потревожить его и разбудить, будто речь шла об осквернении святыни. Даже вполне понятное возбуждение смущенно отступило в тень, уступив место чистому восторгу: Аллах, будь милосерден, ничего не жаль ради того, чтобы по пробуждении видеть это диво подле себя…
Каким бы осторожным не было движение, Аман видимо все-таки что-то почувствовал и шевельнулся, прикрыв рукой лицо. А затем повернулся, не открывая глаз, и со вздохом изогнулся всем телом до кончиков пальцев, медленно потягиваясь со сна… И словно недостаточно было этой безумной пытки, тонкое покрывало не пожелало скрывать, что юноша возбужден.
Помимо сознания и воли, ладонь сама легла на живот, плавно спускаясь вниз, к напряженной плоти под легкой тканью, и лишь одна чудом пробившаяся сквозь сладкий дурман мысль, отрезвила не хуже ледяной воды: ты потеряешь его! Предав собственную клятву и утолив сейчас сиюминутную жажду обладания, ты потеряешь его, перечеркнув возможность стать возлюбленным, а не хозяином, и навсегда перейдя в категорию тех, кто пользовался его телом примерно так же, как полотенцем для вытирания рук… а уже в следующий момент черные очи будто нехотя распахнулись.
* * *
Немедленно в воздухе ощутимо пахнуло грозой. Увидев рядом с собой господина, Аман резко подскочил на постели, натягивая на себя предавшее его покрывало. Не понадобилось даже отдергивать руку, и Амир просто опустил ладонь на кровать, сминая в кулаке простыни, еще хранившие память прикосновения к самому несовершенному из совершенств: справиться с собой было нелегко, и неизвестно какой яд оказывался более смертоносным — Аман безмятежно спавший и видевший сладкие сны, либо же Аман разъяренный! Подобравшийся, как перед прыжком дикий кот, и при этом одетый лишь в беспорядке рассыпавшиеся по плечам волосы, с полыхающим взглядом, сыпавшим вокруг снопами жгучих искр…