— А твоя мама, когда нам исполнилось двенадцать лет, подарила каждой по жемчужине. Она сказала, что только сейчас мы начинаем жить настоящей, взрослой жизнью. Эти жемчужины были настоящими…
— Из раковин моллюсков. А я помню французские гренки твоей мамы, — сказала Ким.
— А ужасные омлеты моего папы ты помнишь? — обнимая Ким, спросила Мерри. — Ой, Ким, извини! Я по-настоящему за тебя рада… рада тому, что ты попала в сборную. Ты не хотела ничего плохого. Может, со временем все образуется.
Лицо Ким, черты которого за мгновение до этого приняли почти умиротворенное выражение, снова стало жестким. Со времени смерти Дэвида она очень похудела… Да, Ким похудела и стала острой и твердой, словно наконечник стрелы.
— Ничего со временем не образуется. А что до места в сборной, то я его не заслужила. Ладно, не стоит заморачиваться. Забудь об этом.
Подъехала машина папы Тима.
Опустив боковое стекло, он спросил:
— Тебя подвезти, Ким?
Но девочка уже мчалась в темноте по футбольному полю. Она бежала к ожерелью огоньков, растянувшихся на расстоянии не меньше мили от них. Там была Садовая улица, на которой жила семья Джеллико.
— Ким, подожди! — крикнула Мерри. — Уже темно и холодно!
Но Ким растаяла во тьме.
Два часа спустя, когда Мерри, лежа в постели, учила уроки, телефон издал сигнал, похожий на шум падающей воды. Текстовое сообщение. Откинув крышку телефона, она прочла: «Я ВСЁ БРОСАЮ. СЧАСТЛИВА? КИМ».
«НЕТ. ПОЗВОНИ МНЕ», — набрала Мерри.
Ее телефон зазвонил, но это была не Ким.
— Добрый вечер! — раздался голос тренера Эверсон.
— Добрый вечер, — ответила Мерри, ужасаясь перспективе того, что придется отвечать за «спрятанные видеокамеры».
Но тренер заговорила о другом.
— Произошло кое-что непредвиденное, Мередит. Как насчет того, чтобы выступать за сборную? Ты согласна?
— Я… не знаю…
Сон стал явью, вот только она не была уверена, что продолжает этого хотеть.
— Я знаю, что Ким отказалась.
— Это большая честь, Мередит! — напомнила Эверсон.
В ее голосе ясно чувствовались звенящие, металлические нотки.
Немного помолчав, Мерри сказала:
— Спасибо. Я рада, хотя мне жаль Ким.
— Ким в последнее время стала очень грустной молодой леди, — сказала тренер.
Спустя секунду позвонила Нили:
— Я уже слышала! Мы обе в сборной! Это судьба!
Да уж, судьба…
Если начистоту, это было судьбой в большей степени, чем Нили себе представляла. Но все, о чем Мерри могла сейчас думать, было белое, словно кость, лицо Ким. Знавшая всю подоплеку Мэллори промолчала. Даже родители не смогли по-настоящему радоваться победе Мередит, доставшейся ценой отчаяния Ким.