— Пара шёлковых чулок сорок ливров, аршин белого шёлка от семидесяти до восьмидесяти ливров, модистка говорит, что можно уложиться в тысячу шестьсот ливров, не считая расхода на кружева и драгоценности. Ещё на двести ливров всяких безделушек: веер, подвязки и прочая, — оповестила подруг новобрачная.
— А Розалин говорила, что ей свадебное платье обойдётся в пять тысяч восемьсот ливров. А вот, вышел саван, — проронила вдруг Женевьёв де Прессиньи, бледная девица с незапоминающимся лицом.
Аббат, до этого весь день проведший в храме на службе, дремал под журчание их нежной болтовни, и сквозь дрёму слышал, как Руайан обсуждал с де Шомоном их поездку в Левэ, состояние дорог и рессоры экипажа, Габриэль де Конти рассказывал маркизе последние сплетни, а Лаура де Шаван уверяла Аньес де Шерубен, что напрасно её Робер думает, что именно ему было отдано сердце несчастной Розалин де Монфор-Ламори. Бенуа, её брат, сказал, что возвращаясь от герцога Люксембургского, видел, как Розалин выходила из дома. На ней было тёмное платье и плащ, на волосах — шляпка с эгреткой со страусовым пером. Она прошла квартал и села в карету, что поджидала её. Было темно, но на дверце кареты всё равно был наброшен бархатный плащ, закрывавший герб. Однако Бенуа говорит, что это был весьма дорогой экипаж, и запряжена карета была четверней. Очевидно, что скромница Розалин имела любовника в самых высших кругах.
Аньес де Шерубен не любила Розалин. Та, по её мнению, заманивала в сети брата, была гордячкой и задавакой. Если же говорить о подлинной причине неприязни, то Аньес понимала, что Розалин превосходит её красотой. Кого же это обрадует? Но сообщённое подругой заинтриговало. Подумать только! Лицемерная ханжа! Строила из себя такую скромницу и смиренницу…
— Но кому же могла принадлежать карета?
Этого Лаура не знала, и оттого события выглядели ещё более интригующими.
Тибальдо ди Гримальди, оставив игру, подошёл к своей воспитаннице Люсиль де Валье. Он что-то тихо сказал ей, она же, передёрнув плечами, односложно ответила и отошла, окинув опекуна недовольным взглядом и игриво улыбнувшись аббату. Отец Жоэль не мог понять причин столь навязчивого внимания молодой особы. Уже больше месяца назойливая девица, будучи официально просватанной, буквально не давала ему прохода, досаждала непонятным вниманием, причём в эти последние перед свадьбой дни утроив свою докучливую настойчивость.
Что ей нужно, силы небесные?
Люсиль же нежно спросила его, какой, по его мнению, аромат будет самым уместным в день свадьбы? Аббат смутился. Это дело вкуса и личных пристрастий, пояснил он.