На обратном пути я прислушиваюсь к канонаде, уходящей в сторону северо-запада. Она всё ещё не смолкает. Значит, нам есть работа. И словно в подтверждение этой догадки - мне навстречу из полумрака длинный скорбный обоз. На розвальнях, кое-как прикрытых охапками сена, голова к голове, тяжелораненые. Издали они похожи на снежных мартовских баб, такие у них толстые от бинтов руки и ноги. У некоторых из пухлой марли проглядывают только чёрные угольки - глаза.
Позади саней неуклюжей рысцой бежит столь знакомая мне по очертаниям фигура, что я даже не окликаю по имени, а только спрашиваю:
- Ну, как дела?
- Дела идут, контора пишет! - весело отзывается на мой возглас Марьяна.
Она подпрыгивает на месте от холода и бьёт себя по плечам. И только тут я замечаю, что Марьяна в одной гимнастёрке.
- Ты с ума сошла! - говорю я и вскакиваю во весь рост на санях. - Куда дела шинель?
- А!.. Там! - Марьяна небрежно кивает в сторону раненых.
- Телогрейку?
- И телогрейка там, - говорит Марьяна. И добавляет спокойно: - Кстати, и самурайка. Можешь не перечислять!
Я расстегиваю ремень, начинаю снимать с себя санитарную сумку, пистолет.
- На, возьми мою шинель, - говорю я. - Я еду порожняком, охапкой сена накроюсь.
Но Марьяна отступает на шаг.
- Ну что ж, и твоя шинель тоже будет там. Можешь быть спокойной. Так что лучше не надо. - И добавляет с виноватой улыбкой: - Им же холодно. А я бегом. Мне даже жарко.
- Цыганский пот прошибает?
- Да. - Она засмеялась.
- Ну, все двадцать километров не пробежишь, - говорю я ей. - Сил не хватит.
Внутренне я теряюсь перед Марьяной. А ведь я её знаю лет десять. Мы учились с ней вместе с первого класса.
- Ничего. Пробегу, - отвечает она. - Я рысцой. Я таким способом уже второй раз. Первый раз возила в Кубинку, близко. А второй раз - сюда. Обратно-то с отдыхом!
И, махнув рукой на прощание, она побежала догонять свои уже исчезающие в полумраке рассвета гружёные сани.
Когда я вернулась в село, немцы уже не стреляли. На улицах ещё валялись убитые лошади, зияли чуть припорошенные снегом воронки. Но окна домов уже были плотно законопачены соломой, а некоторые даже забиты досками. Где-то на задах постукивал работяга движок. По тропинкам между домами сновали фигуры в белых халатах, санитары с носилками. Это значило - развернулись и работали все отделения нашего батальона: приёмо-сортировочное, терапевтическое, эвакоотделение и операционно-перевязочный блок, основной пожиратель электроэнергии.