- Чёрт возьми, чего вы там закопались?! Скальпель, скальпель! Зажим!
По тонкой резиновой трубке, пульсируя, как живая, к чужому, холодному телу незнакомого мне человека течёт моя кровь. Я слышу, как она уходит от меня волна за волной. Эти волны мягко, нежно покачивают меня на своих красных, дымчатых гребнях. Волны, видимо, тоже устали: бессонные, целый день на ногах...
- Ну как? Что?
- Дышит?
- Зеркало к губам, зеркало!
Я прислушиваюсь сквозь легкий, как чье-то задумчивое дыхание, шум в ушах.
- Слышите? Слышите? Пульс!
- Пока ещё слабо, но становится всё ровнее...
Калугин что-то роняет на пол, металл звякает. Он снова грубо выругался, но теперь с совершенно иной интонацией, со смешком.
- Как фамилия?
Молчание.
- Как фамилия бойца, я спрашиваю! - взрывается главный хирург. - Где его карточка? Поглядите в карточку передового района!
- У него нет карточки.
- A-а, чёрт! Сколько раз было сказано...
- Смотрите, смотрите, он приходит в себя!
Я встаю со стола. Мне помогают надеть гимнастёрку, напялить халат, завязывают у запястий тесёмки. Я выглядываю из-за занавески, держась за стояк.
Лицо человека, лежащего на операционном столе, абсолютно мне незнакомо. Это уже довольно солидного возраста рядовой, из тех самых «дядьков», каких в нашей дивизии очень много. Зеленоватый, трупный оттенок кожи, давно не бритые щеки и как бы ушедшие куда-то внутрь самого себя небольшие, невыразительные глаза. Нос длинный, отвислый. Когда- то человек был обрит наголо, теперь отросшие волосы прилипли ко лбу рыжеватыми косицами.
Я не испытываю к нему никакого особенного интереса, к этому возвращённому из небытия человеку, к моему брату по крови. Да и какая мне разница, кто он? Он мог бы оказаться и ещё более старым или уродом, мог быть и красавцем, для меня всё равно. Кто он такой, сейчас для меня не имеет значения. Чтобы жить, он просто нуждался в моей крови. И я отдала её. Для него. А может быть, мне просто захотелось помочь Александру Степановичу, когда я увидела, как его лицо покрылось холодным и крупным, как градины, потом. Я в этом ещё и сама хорошенько не разобралась.
Я говорю, пытаясь скрыть свое собственное замешательство:
- Александр Степанович, вы довольны моим красным кровяным тельцом? Не правда ли, это звучит плотоядно: красный кровяной телец. Зарежьте своей блудной дочери кровяного тельца...
Все, кто стоял вокруг стола, засмеялись.
Но Александр Степанович поглядел на меня очень сурово.
- А ты что, собственно, здесь ещё делаешь? - закричал он громко. - Убирайся! Ты нам только мешаешь!