На последнюю реплику Курт ничего не ответил, продолжая смотреть в колышущееся море высокой травы.
«Да, лейтенант. Было время, когда в моей жизни были и мультфильмы, и куча вопросов от дочери, и двухэтажный дом, и красавица жена, и новенький „Линькольн“. Практически, как у всех нормальных людей…»
А как по мне, так что бы не придумывали эти бездари, живущие на киностудиях и по сторону экрана, так это круто. Не представляю, чем занимались люди две сотни лет назад. Ни телевизора, ни порно, ни баскетбола, ни боевиков. Просто жутко представить. Рубили друг другу головы, прикрываясь словом Божьим. А ты в Бога веришь? Нет. Ты что в школе не учился. Если брать теорию вселенной и космоса, то там сплошная физика и химия. Если брать социум, то исключительная психология. А мне, кажется, в нашей профессии нельзя без веры, — произнеся эти слова, Митч невольно схватился за грудь, где под вельветовой рубашкой висел деревянный крестик. — А зачем ты тогда вообще стал полицейским, если ни во что не веришь. Наверное, потому, что я ничего больше не умею. А ты? Я родился в Бронксе. Мы день и ночь слонялись по дворам, то сливая бензин с машин на парковке, то подворовывали у местных лавочников сигары, виски или колбасу. Хах, — басисто усмехнулся водитель. — Не то чтобы нам нужны были деньги, а так — ради азарта. Чуть по старше мы бились с соседними районами. Ирландцы, итальяшки, немцы… Я всегда считал себя правым, потому что был коренным американцем… Драки с тринадцати до шестнадцати лет — это была моя жизнь. С утра в школу, после школы в спорт-зал, а вечером дубаситься на район. Спортивный бокс перерастал в уличный. Во времена были! Ха-ха-ха… — немного помолчав, улыбка стерлась с его боксерского лица. — А один раз меня так отделали, что я по-моему увидел белый свет. До сих пор, когда льет ливень челюсть постанывает. В местной больнице меня сразу же откачали и, когда я пришел в себя — увидел, как мой отец благодарит копа. Хотя от моего старика редко услышишь даже спасибо — человек-кремень, но тогда я впервые увидел на его глазах слезы и понял, что я для него не пустое место. Хотя он мало разговаривал и не говорил про свое прошлое, но я всегда знал, что он герой… Вьетнам, Алжир, Сирия… Об это я знал только по фотоальбому, который пылился на чердаке дома. Наверное, были такие времена, что трепаться о себе было не в моде, — тут он сделал паузу, сворачивая на узкую дорогу, ведущую в «Ломпак», и продолжил. — Офицер, с которым тогда говорил мой старик, был на голову выше отца, атлет, полицейская форма как с иголочки, жетон и сапоги блестели, будто лакированные. И тогда я понял, вот кем я должен стать. Чтобы меня благодарили даже самые неразговорчивые, быть сильным и быть на стороне справедливости… Справедливости нет, лейтенант… — подытожил детектив.