– Я не буду тебя целовать.
Руки и щеки Зофьи были испачканы черным пеплом. На темном фоне ее глаза горели, как синий огонь, а волосы напоминали белое пламя свечи. Энрике и не думал о том, чтобы поцеловать ее, но когда она сказала об этом, он невольно посмотрел на ее губы. Они были красными, как карамельная конфета. Энрике как можно сильнее ущипнул себя за переносицу. Должно быть, он ударился головой: иначе с чего бы ему в голову приходили такие странные мысли.
– Я лишь хотел сказать, что из нас получилась отличная команда, Феникс.
Зофья еле заметно улыбнулась.
– Я знаю.
Это была правда. Ее математика и его история. Энрике подумал, что вместе они составляли неплохое уравнение: его сумма была гораздо больше отдельных слагаемых.
Тоннель снова погрузился в темноту, и все же очертания янтарной двери – настоящего входа в библиотеку Дома Ко́ры – были вполне различимы. Не теряя времени, они направились к двери. Благодаря приливу адреналина Энрике не чувствовал ни капли усталости.
– Так в какой последовательности надо было нажимать рычаги? – спросила Лайла.
Зофья кашлянула.
– Ноль, один, один, два…
– Это была последовательность Фибоначчи, – прервал ее Энрике.
Если бы Зофья начала перечислять все числа в последовательности, они бы провели под землей всю ночь.
– Хвала Фибоначчи, – сказала Лайла, сложив ладони.
– Конечно, Фибоначчи был гением, но благодарить стоит не только его. Ты знала, что…
Зофья бросила на него неодобрительный взгляд, но Энрике все равно продолжил:
– …последовательность Фибоначчи появилась еще в шестом веке, в трактате древнеиндийского математика Пингалы? Разве это не удивительно?
Лайла состроила гримасу.
– Так кого нам благодарить?
– Естественно, меня.
Они подошли ко входу в библиотеку. Адреналин, наполнявший вены Энрике, испарился, и он чувствовал, что его силы на исходе. Он взял себя в руки и приготовился к тому, что ждало их за янтарной дверью.
Глаз Гора. Зофья потянулась к дверной ручке, и Энрике показалось, что время остановилось. Он ощущал легкое прикосновение каждой секунды на своей коже. Словно его мечта висела у него над головой, как зрелый фрукт, готовый вот-вот упасть ему прямо в руки. Если бы Марсело Понсе и остальные Илустрадос видели его сейчас, они бы поняли: он не просто мальчик-метис, а практически герой. Как доктор Рисаль.
Янтарная дверь открылась.
Им в лица ударил поток теплого воздуха, и кожа Энрике покрылась мурашками. Внутри было светло, и его глаза, привыкшие к темноте, на мгновение потеряли фокус.
На другой стороне комнаты открылась вторая дверь, и на пол упали две тени.