– Почём ты знаешь? – спросил он, глотая слюни.
– Слыхали, – туманно ответил ему Кирюхин и замолчал.
Ведерников сплюнул непроглоченную слюну и лицо повернул к Кирюхину.
– Болтун ты, – сказал он языкастому своему помощнику, – несёшь незнамо что, как сорока.
– Я ж тебе как товарищу, – попытался оправдаться Кирюхин. – Ты же жизни ещё не видел, ты ж любовь токо по кино знаешь – Любовь Орлова, там, то да сё, ну и Дунька Кулакова на сон грядущий. А я об эту любовь-морковь, считай, последние зубы стёр. – Он распахнул свой бездонный рот и предъявил как несомненное доказательство чёрно-бурые с прозеленью пеньки, бывшие когда-то зубами. – Вот, а ты говоришь «болтун».
– Ладно, вижу. – Командир гужбата НКВД снова обратился лицом по направлению собачьего бега: смотреть на гладкие овчарочьи спины и на мерно подрагивающие хвосты, на тундру, бегущую им навстречу, на текущие над ней облака и тени от облаков – по ней, на крикливых озёрных птиц, шумно вспархивающих над слюдяными протоками, было куда приятнее, чем лицезреть кладбищенское хозяйство разинутой кирюхинской пасти. Но заноза стыдливого интереса к намёкам болтуна-старшины рождала ниже пояса зуд, и Ведерников наконец не выдержал: – А что слыхать-то? – спросил он, не оборачиваясь. – Ну, про офицерский посёлок-то?
– Что слыхать, то и слыхать, тебе туда ходу нету. – Кирюхин, видно нарочно, тянул выкладывать слухи, или сам ничего не знал, а только придуривался, что знает, и свивал сейчас, как птица гнездо, какой-нибудь вздорный вымысел. – Я, вон, ходкий, но и мне туда ходу нету, – добавил он и вздохнул яростно. – В общем, слышал я, болтали в столовой, есть в посёлке одна портниха, ну, портниха-то она токо так, то есть чтобы не скучать от безделья, ну и денежка, конечно, идёт, чтоб от мужа не особо зависеть, они ж, жёны офицерские, как – они, токо их мужик за ворота, моментально от него не зависимые… Ну так вот, она, эта дамочка, ушивает и зауживает штаны, ну и коли человек ей приглянется, то она, когда мерку с него снимает, станет перед ним на колени, портняжным метром притянет его к себе и шурует пальчиками где надо. Ну а далее знамо что… – Кирюхин крутанулся на вертушке для пулемёта – должно быть, самолично разжалобился от своего чувственного рассказа, – и чуть не выпал из нарт за борт, слава богу, удержала винтовка. – Но такая, брат, наша доля, что не светит нам эта дамочка, мы с тобой как ходим в казёнке, так в казёнке и проходим всю службу, это токо офицерский состав всё в ушивочку желает, по моде, чтобы хрен из штанов торчал и чтобы женщины на него облизывались. Что примолк-то? – спросил он у комгужбата. – Небось, тоже тоскливо стало?