– Берёза, ответь Коту.
– Берёза на связи. Что-то случилось? Машина уже выехала.
– Берёза, на меня двое немцев со сбитого самолёта вышли. Только они какие-то чумные, вроде пьяные, но не пахнет. Они даже оружие не доставали, я их разоружил, связал и по голове рукояткой пистолета дал, а те только мычат, говорить не могут.
– Понял тебя, Кот. Пленных заберут те, кто к тебе выехал. Врачи их проверят.
– Принято, Берёза. Жду.
Я залез под второе крыло, лёг на расстеленный парашют и, закинув ногу на ногу, покусывая травинку, стал ожидать. Наконец сканер подал сигнал, что по дороге скачет одинокий всадник. Он осмотрел пожар на месте падения самолёта и поскакал дальше. А так как я совершил посадку метрах в ста от дороги, всадник рассмотрел в поле силуэт моего самолёта и свернул ко мне. Это оказался милиционер. Метрах в пятидесяти от меня он спрыгнул с лошади и, вполне профессионально укрываясь за её корпусом и держа наган наготове, крикнул:
– Эй, есть кто живой?!
– Не ори, немцев разбудишь. Есть живые, – принял я сидячее положение.
– Вы кто?
– Капитан Крайнов, лётчик-истребитель из ПВО Горького. Сам-то кто будешь?
– Участковый милиционер, сержант Васильев, выехал на поиски сбитых немецких лётчиков.
– А чего один?
– За мной едут на телегах помощники из добровольцев. Я вперёд поскакал.
Это я видел: две телеги с полутора десятками пожилых мужчин и более молодых женщин, вооружённых в основном оглоблями. Хотя парочка охотничьих ружей была. Сержант поинтересовался:
– А вы, товарищ капитан, откуда здесь? Сбили? И что за немцы?
– Не сбили, сержант, не сбили. Сам сел. У меня два варианта было. Сбить шесть самолётов противника и возвращаться на аэродром или сбить седьмой и без топлива совершить вынужденно посадку. Начальство дало добро на последнее, я сбил седьмой и вот загораю тут под луной. Да ты подходи, чего мнёшься в стороне?
– Так это вы их? Здорово, – оставив лошадь, но держа револьвер в руке, направился ко мне участковый. – А что за немцы-то?
– А немцы, видимо, со сбитого бомбардировщика. Сами на меня вышли. Странные, бормочут непонятное, будто пьяные, но от них не пахнет. Я их разоружил и связал, вон под крылом лежат, без сознания. – Я достал из кармана фонарик и осветил их.
– А почему без сознания?
– Шумят, вот по голове рукояткой пистолета и приголубил. Надеюсь, мозги у них станут на место, и они перестанут вести себя как сумасшедшие.
Говоря это, я ничем не рисковал. Кто их слушать будет, что летели они и летели, а тут очнулись в плену и ничего не помнят. Было что-то такое у обоих, не зря же я про странное опьянение ввернул. Сержант, осмотрев пленных, покосился на меня, а я расстелил на коленях взятую у этих немцев карту и, подсвечивая её, стал изучать, бормоча ругательства. На ней были отмечены все предприятия Горького, знали, гады, куда лететь и что бомбить.