Егорьев на своём Яке долетел без дозаправки, дальности хватило, у меня же дальность больше, так что, естественно, тоже доберусь. Обе машины заправлены, и я сказал, что пойду выше, потому что на низких высотах мне на МиГе тяжело, то есть пристраиваться к самолёту Егорьева не буду. Тот подумал и кивнул, согласен, но главное – не терять его, чтобы он вывел на аэродром. Он полевой, хорошо замаскирован, и я, мол, могу легко заблудиться, местность-то мне незнакома. Ага, как же. Я на «Каталине» столько пролетел и не заблудился, а тут короткий перелёт и заплутаю?
Мы поднялись в воздух и полетели в сторону фронта, полковник на высоте три тысячи километров, я поднялся на шесть тысяч. Рацию мне настроили на волну, на которой работали истребители в корпусе Егорьева, и мы в принципе могли бы общаться, но сейчас соблюдали радиотишину. Да и позывной Кот немцам очень уж хорошо знаком, и было решено его не светить, не спугнуть добычу, поэтому временно мне его сменили. Мы с полковником обсудили это.
– Как-то бойцы меня демоном прозвали, – сказал я. – Позывной Демон мне нравится.
– Это не по-нашему, не по-советски. Будешь Соколом-семнадцать.
– Сокол-семнадцать так Сокол-семнадцать, хотя Демон мне нравится больше.
Летели мы на одной крейсерской скорости пятьсот километров в час. Ну, для меня она крейсерская, а полковник напрягал движок, но уверенно вёл меня. Позже он поднялся на пять тысяч километров, а я на десять. Вот здесь хорошо. Летели без проблем, изредка по рации были слышны какие-то переговоры, но это не корпус Егорьева, до него ещё рано, а потом уже и его стали слышать, боевую работу. И вот когда по моим расчётам до места осталось лететь минут десять, я вдруг услышал:
– Сокол-семнадцать, я Грач, Сокол-семнадцать, как слышишь, приём?
– Я Сокол-семнадцать, Грач, слышу тебя хорошо, – ответил я полковнику, это был его позывной.
– Со стороны солнца нужный немец, работай.
Присмотревшись, а у меня были трофейные солнцезащитные немецкие очки с напылением, я действительно рассмотрел на высоте со стороны солнца тёмную точку и инверсионный след. Знакомый уже «Юнкерс-86» в модификации разведчика полз на тринадцати тысячах метров в сторону своих территорий. Не знаю, сколько ему до передовой, но постараюсь не дать уйти. Что облегчало мою задачу – я был между немцем и передовой, то есть успевал перерезать ему путь, поднимаясь на высоту. Как-то слишком медленно она росла, как бы «юнкерс» надо мной не прошёл.
С разведчика меня засекли и стали уходить в сторону. Поначалу он и не дёргался, но когда я прошёл отметку двенадцати тысяч километров, забеспокоился, а на тринадцати уже откровенно запаниковал и полез выше. Не помогло. Разведчик вооружён не был, множество фотоаппаратуры, очень мощной и дорогой, на носу – и ни единицы оборонительного вооружения, кроме личного оружия у пилота и у наблюдателей. Сначала я поджёг им правый мотор, потом левый, заодно убив пилота, и, вращаясь, разведчик понёсся к земле. И что, и всё, что ли? Как-то я быстро задание выполнил, недолго пробыл на фронте. Ладно, где там полковник? А, вон он, и ещё тройка Яков, видимо, с аэродрома дежурное звено поднялось.