— А ты Климент Ефремович, неправильно бутерброд ешь. Он у тебя колбасой вверх, а у нас в третьем ленинском интернационале едят колбасой снизу. Так нам Ленин завещал, подлинным большевикам. А ты, наверное, уже и во фракцию вступил, сознайся, тебе легче будет.
Песик тут же подхватил:
— Верно, Нэпман толкует, сознайся и главное с нами колбасой поделись и тогда и партия и товарищ Сталин тебя простят и помилуют за то, что с Троцким был другом, и вообще тебе по жизни точно лучше будет! Век воли не видать!
В кабинете руководителя института, обозначенного в сверхсекретных документах ГПУ СССР под кодовым названием Шавки-14, царило необычное оживление. Новый его владелец Василий Калиниченко, ночью назначенный директором института, не откладывая дела в долгий ящик, въехал в кабинет утром и сразу постарался создать для себя привычный рабочий комфорт. Большинство вещей напоминавших о бывшем директоре были быстро вынесены и переданы на склад торопящейся угодить новому руководителю обслугой еще до того, как в помещение перенесли вещи нового директора. Осмотрев кабинет, директор остался доволен. Он разместился на своем новом рабочем месте и попросил секретаря соединить его с главным лабораторным корпусом. Через несколько секунд дежурный по корпусу поднял трубку и доложил руководителю о том, как проходит работа. Выслушав доклад, Калиниченко приказал:
— Птицу эту новоявленную, ту, что прооперировали сегодня ночью, принесите срочно ко мне в кабинет. Нечего её держать в общем вольере, всё-таки птица это не простая, и такая неосторожность может привести к теоретической возможности утраты сведений, составляющих собой особую государственную тайну. Поэтому незамедлительно примите меры. Найдите хорошую, вместительную клетку и положите в неё птицу и принесите ко мне. И главное, сделайте это как можно более срочно. Я жду у себя в кабинете.
Через 15 минут клетку с большим вороном, неподвижно лежащим на дне, принесли в кабинет директора. Когда посыльный вышел, директор нажал на кнопку, и сразу же отворилась потайная дверь в стене. Подняв на руки клетку, Калиниченко вошел в скрытое за дверью небольшое помещение. Там он положил клетку на небольшой стол. И какое-то время с торжествующей улыбкой смотрел на забинтованную птицу, неподвижно лежавшую на полу клетки. А потом произнес:
— Ну, вот Леша как жизнь то повернулась то! Тебя уже считай, и нет на свете, человеческая твоя жизнь прервалась самым печальным образом. Тебя нет, а я жив и здоров и сейчас буду сидеть в твоем кабинете, и жить твоею директорской жизнью и пользоваться всем, что было в твоем мире в свое удовольствие. А ты в это время будешь сидеть в этой клетке столько времени, сколько мне это будет нужно. Ты скажешь, что это несправедливо, что это незаслуженная кара, постигшая гения. Нет, Алексей! В этом, в том, что произошло сегодня с тобой, есть высшая справедливость. Есть!