— А можно отказаться?
Кажется, до неё дошло, что Аранку не нужно её тело. То есть не так, как она думала. Вот если бы она сама предложила, это был бы другой разговор, но увы. Даже тогда он бы отказался. Она землянка! Землянка на всю голову!
— Нужно, — бросил он ей и пошёл к стартовой площадке. Злость в нём клокотала, сворачиваясь рассерженной змеёй. Всё пошло прахом, месяц работы целого отдела.
Манаукцу было невероятно стыдно, ведь на него надеялись, а он бросил задание ради того, чтобы ущербная приравняла его к насильникам. Где справедливость этого мира?
Аранк настолько сильно расстроился, что даже не следил за своими чувствами, поэтому когда из — за поворота появились несколько ущербных, которые догадались перехватить их, то манаукец даже не соизмерял силу, расчищал дорогу так, чтобы быть уверенным, что никого не оставлял за своей спиной, раздражаясь от звука цоканья каблуков детки.
Сложно выбрать что лучше: напрямую признаться землянке, что он манаукец, и объяснить, что она должна слушаться его во всём, потому что он нёс ответственность за неё, или же уговорить совесть, что спасения детки будет достаточно, чтобы не думать о ней больше и заняться прямыми обязанностями.
Но сложно искать лазейку в моральных принципах, в правилах, вдолбленных с детства, что мужчина нёс ответственность за подопечную, которая доверилась ему, нёс до тех пор, пока она сама не откажется от него. Сама!
— Женщина, переставляй ножками резвее! — чуть не рычал Аранк на землянку, так как в нём бесновалось желание взять хрупкую брюнетку на руки и просто донести её, так и быстрее, и приятнее. Вот только если его ещё раз укроет флёр её духов, то моральные принципы будут вкупе с желаниями тела настаивать на первом варианте, то есть признаться, отдать себя в её руки и надеяться остаться рядом с ней подольше, даже если она будет перегибать палку, даже если придётся укрощать её.
— Да чтоб тебя, — тряхнул головой манаукец, так как варианты способа укрощения у него сводились к одному. Что за дичь в мыслях? Откуда в нём столько похоти? Он же приличный манаукец, преданный своей Родине, но похоже ущербные заразили его, не иначе, так как других объяснений у Голдара не было. Стыдно было признаться себе, что у него встал только от вида, от запаха, от дерзкого и высокомерного взгляда кошачьих глаз. Контроль трещал по швам. Опять же, как признаться женщине, раса которой манаукцев терпеть не могла, ненавидела много веков, взращивала неприязнь в детях с молоком матери.
Детка была не прекрасная унжирка, всем своим существованием стремящаяся получить оптимальные гены для создания идеальной расы, но которой претила зависимость. Вольные мыслители предпочитали свободу каким-либо отношениям, считая себя высшей расой галактики, потому что более развитые и продвинутые как в науке, так и в самопознании. Эта раса безупречно прекрасных созданий пугала многих своими практичным подходом к жизни. И спасало наверное остальные расы Союза лишь то, что унжирцы за мир во всём космосе и предлагали всем свой любвеобильный способ достижения этой великой цели.