Но в Эрин господ аристократов скрещивают, как призовых жеребцов для выведения здоровой и жизнеспособной породы. Вначале узнают о предполагаемой родне всё, что возможно, бывает, годами разнюхивают прошлое предполагаемых родичей. Судят—рядят, после чего засылают свадебных гонцов. А у нас? Встретились—обнюхались, стремительно поженились часто вдогонку готовому ребеночку, а потом не сошлись характерами.
— Меня завтра опять весь день не будет, так что...
— Поняла. Из дома ни ногой.
— Вот и умничка.
Мужики всё обсуждают происшедшее, вычленяя, как им кажется, самое важное. Слушаю краем уха и размышляю, что в кои-то веки мне ничего не надо решать и никаких действий предпринимать не нужно... что вот нашлись же мужики, готовые принять на свои крепкие плечи мои беды. Пусть эти мужики хоть эльфами зовутся, хоть чертями преисподней, они ведут себя, как истинные мужчины. И чтобы таких увидеть больше единицы (это я Славку имею в виду, если кто не понял) надо было покинуть старый мир и утвердиться в новом. Вот что мне настоящим чудом кажется, а вовсе не ихняя магия!
Славка молчит и покуривает свой наргиле, вытянув ноги к огню. Свои кальяны он чистит сам, не доверяя дамам такую сложную операцию. Иногда к процессу курения присоединяется Орон, вот как сейчас. Оба утверждают, что под табачок им хорошо думается.
Мне тоже под него хорошо думается, я смотрю на собеседников и похоже, безрадостные мысли обременяют только меня. А чему радоваться? Живем на военном положении, одна радость — дети упрятаны далеко, да и Славкина почти законная супруга с внучкой тоже в безопасности. И что тут радостного? Пытаюсь понять, что именно меня так раздражает, из-за чего окружающий мир мгновенно окрасился в серые тона. Неужели отсутствие драйва? Или, может быть, тот факт, что госпожа тен Аори играет в этом спектакле не первую скрипку? Вот это вряд ли, мне такой драйв и даром не нужен. Может, это синяя зверюга внутри мадам комплексует? Не знаю, что именно меня так беспокоит, но присутствует сильное раздражение, которое туманит разум настолько, что я самопроизвольно меняю облик!
В этом состоянии воздух снова становится обжигающим и в ноздрях застрял тот самый сладковатый запах, который душным облаком окутывал младшего Альпина на том приснопамятном приеме. Запах не давал возможности отвлечься от собственного раздражения, звон в ушах просто раскалывает голову, в глазах, судя по ощущениям, пересыпается песок. А окружающее тонет в странной тёмно—серой пелене! Я с усилием закрыла глаза, чтобы не видеть...