— Однако же времени больше нет...
— А кроме того, вы не пожелали сообщить мне, где мы находимся.
— У меня не было иного выбора.
— Прошу вас, не вывозите захоронение.
— Сожалею, Блейк: договорённость была чёткая. Вы должны выполнить определённую работу, и вы её проделали, хорошо и быстро. Всё остальное — целиком моё дело. Разве не так?
Блейк опустил голову.
— Прискорбно, что вам не удалось сделать больше и узнать больше: я прекрасно понимаю ваше любопытство учёного, который в данный момент испытывает глубокое разочарование, но вы также должны осознавать, что вам представилась уникальная возможность в мире, настоящая привилегия. Если вы разумный человек, то будете удовлетворены: вам выплатят такую сумму, которая позволит вам безбедно существовать до конца ваших дней и, если хотите, полностью изменить вашу жизнь. Алана Мэддокса никто не назовёт неблагодарным человеком. Я получу деньги в своё распоряжение самое большее через сутки. Могу передать вам всю сумму наличными или же, что ещё лучше, перечислить деньги на счёт в швейцарском банке, реквизиты которого я вам сообщу. И это означает отказ от какой бы то ни было публикации. Если же вы захотите нарушить это обязательство, то мне чрезвычайно неприятно сообщить вам, что вы сделаете это на свой высочайший страх и риск.
Значение этих слов было более чем ясно, и Блейк утвердительно кивнул головой.
— Прекрасно, — заявил Мэддокс, приняв этот кивок в качестве знака согласия. — Я заказал вам билет на прямой рейс авиакомпании «Эль Аль» в 21.30 из Тель-Авива в Чикаго.
— Почему не из Каира?
— Потому что у нас очень выгодное соглашение с «Эль Аль».
— И вас никоим образом нельзя разубедить?
Мэддокс отрицательно покачал головой.
— По крайней мере позвольте мне осуществлять надзор за операциями упаковки и погрузки: вы рискуете нанести огромный ущерб предметам.
— Хорошо, — согласился Мэддокс, — по-видимому, вы не расслышали, что я просил вас об этом.
— Последний вопрос: вы собираетесь трогать мумию?
У него в глазах появилось странное выражение, как будто он хотел предостеречь своего собеседника от смертельной опасности.
Не успевший опомниться от этого странного вопроса, Мэддокс не нашёлся что ответить.
— Почему вы спрашиваете меня об этом? — пробормотал он с некоторой запинкой.
— Потому что должен знать это. К тому же если бы я был на вашем месте, то не стал бы делать этого.
— Если вы хотите запугать меня, то ошибаетесь: вы же не думаете, что я верю во все эти проклятия фараонов и прочие ветхозаветные глупости.
— Нет, не думаю. Однако хочу, чтобы вы знали, что надпись на саркофаге содержит самое пугающее и ужасное проклятие, которое мне довелось прочесть за двадцать пять лет исследований и изучения источников. И речь идёт не просто о проклятии: это скорее пророчество, в котором перечислено с достойной внимания точностью всё, что произойдёте осквернителями.