— Мама, прошу тебя... — он хотел говорить твёрдо, но его голос предательски дрогнул. — Мама, прошу тебя, не плачь! В зале уже зажгли светильники, все собрались, и нам нужно идти.
Она подняла голову и повернула к сыну мокрое от слёз лицо. Его вновь, в который уже раз, изумило, что она кажется такой молодой. Её время будто стояло на месте с тех пор, как корабль Одиссея исчез за горизонтом.
— Не знаю... не знаю, как с этим справиться! — воскликнула царица в отчаянии. — Я боюсь, Телемак! Я боюсь, что увижу его и вдруг пойму: это не он! Понимаешь?
— Это он, — твёрдо сказал царевич.
— Да откуда ты знаешь?! Тебе не было двух лет, когда он уехал. Ты не можешь его помнить!
— Я помню его голос. И разве только в этом дело? Я сразу понял, что это он. Мама, не сомневайся! К тому же с ним были Ахилл и Гектор, а они-то его хорошо знают.
— А откуда ты знаешь наверняка, что они — Ахилл и Гектор? — в волнении царица взмахнула руками. — Их ведь ты вообще никогда не видел. И они должны были погибнуть...
— И отец должен был, — голос Телемака был так спокоен, что поневоле его уверенность начала действовать на Пенелопу, и её смятение почти улеглось. — Мама, если бы ты их увидела, то поняла бы, что это те самые легендарные герои. Других таких нет в Ойкумене. Между прочим, они — родные братья. Великий Ахилл не ахеец, он тоже сын Приама и Гекубы. Ну, скажи мне, могли бы люди, желающие меня обмануть, такое выдумать? Они бы что-нибудь более убедительное сочинили. Вся их история похожа на сказку, но так всё и было. И они спасли моего отца. То сеть сперва он спас их, а потом... Послушай, нам нужно идти. Умойся, приведи себя в порядок и идём. Когда всё кончится, отец тебе сам всё расскажет.
Она покачала головой, бессознательно поправляя на затылке узел роскошных пепельных волос. Потом посмотрела на сына, и вместо смятения он увидел в её расширенных глазах страх.
— Когда всё кончится, — повторила она глухо. — А ты уверен, что это кончится хорошо? А если они убьют его? Ведь тебя они едва не убили!
Телемак улыбнулся и ласково, уже совсем твёрдо обнял царицу за плечи.
— Мама! Одиссей могуч, как прежде. И, даже если он не сильнее своих врагов, он умнее их в десятки раз. Но самое главное, что он не один. Надо только ничего не перепутать, не выдать себя, и тогда всё будет хорошо.
Пенелопа вскочила, бросив влажную от слёз подушку назад, на постель, кинулась к умывальному тазу и, нагнувшись, окунула в него лицо. Потом одёрнула на себе хитон, поправила гребни в голове и подхватила с постели покрывало.
— Я верю тебе, сын. О, боги, и когда же ты успел вырасти? Будто бы ещё вчера ты был мальчиком... Идём! Я верю тебе: это он. И я ничего не боюсь.