...Уже на рассвете с улицы долетел шум многоголосой толпы, топот ног и испуганные возгласы рабов.
— Там около тысячи человек местных жителей, — сообщила Пентесилея, спустившись со второго этажа, из окон которого успела как следует рассмотреть шествие. — Они кричат, что Одиссей убил их родственников, и требуют отмщения.
Как выяснилось позднее, один из рабов Лейода, выбравшись из дворца и созвав около сорока человек воинов и других рабов, кинулся с ними к гавани, к своему кораблю, на ходу вопя, что Одиссей устроил дикое побоище, перебив всех женихов Пенелопы, что им с трудом удалось убежать, и теперь разъярённый царь грозит истребить и всю родню тех, кто вторгся в его дом и посмел свататься к его жене.
Афинский корабль беспрепятственно отплыл с Итаки, а среди жителей всколыхнулась волна ужаса и гнева. Слух о кровавом побоище разлетелся по городу со скоростью ветра, и родственники женихов, собрав слуг и друзей и захватив оружие, бросились ко дворцу.
— Надо унять их! — проговорил, поднимаясь с места, Гектор, который, как обычно, выпил очень немного и сохранил совершенно ясную голову. — Одиссей, поспеши! Если твои рабы и воины окажут сопротивление этой толпе, крови не миновать, и все наши усилия пропадут даром.
Одиссей сам это понимал и поступил, на первый взгляд, безрассудно: он просто-напросто подошёл к дверям дворца, за которыми уже гремели крики и брань, и распахнул их во всю ширину. Правда, Гектор, Ахилл и Телемак успели встать у него за спиной, показывая итакийцам, что в случае нападения на царя они получат отпор. Увидав две громадные фигуры, сверкающие доспехами, взбудораженные горожане остановились перед самым порогом, но не отступили. Впереди всех оказался красивый рослый мужчина, уже очень немолодой, седобородый, в длинной богатой одежде. Это был Эвпейт, отец Алкиноя.
— Одиссей! — закричал он, и в его голосе прозвучали одновременно ярость и отчаяние. — Одиссей, да не пощадят тебя боги за то, что ты сотворил! Ты вернулся не мудрым господином, а кровожадным мстителем. Не гневи и дальше богов — верни нам тела наших детей и близких и выходи к жителям острова, чтобы объяснить свой поступок! Если спрячешься в своём дворце, клянусь, мы всё равно войдём! Верни тела, дай нам их оплакать!
— Тела? — в лице, в голосе, в позе Одиссея, небрежно прислонившегося к косяку двери, было одно только недоумение. — Какие ещё тела? Эти, что ли? — царь мотнул головой назад. — Попробуйте забрать их, только, мне кажется, они пока что не хотят, чтобы их забирали. Вино-то ещё осталось!
Троянцы и Телемак расступились, и стоявшим впереди толпы итакийцам открылся коридор и за ним зал, где и вправду валялось уже немало тел вдребезги пьяных гостей царя. Однако многие ещё продолжали нить и, завидев пришедших, десятка два женихов завопили вразнобой: