Спустя самое большее полчаса свирепый Полифем вышел из покоев царицы. Он казался довольным, во всяком случае, его единственный глаз блестел и щурился, а рот был оскален в улыбке.
— Мудрая царица обещала, что вернёт наше стадо! — рявкнул он, обращаясь к сгрудившимся внизу лестницы рабам и охранникам, на сей раз не решившимся даже близко к нему подступиться. — А я знал и всем говорил, что царица Андромаха женщина добрая и справедливая! Подумаешь, троянка! Не всё же они подлецы!
— Ты полегче, верзила, мы тут тоже троянцы... — осмелился подать голос один из бывших морских разбойников, на всякий случай отступая за колонну.
— Лягушки вы болотные, ворье поганое, а не троянцы! — не замедляя шага, ответил Полифем и стремительно вышел из дворца.
Более всего охрану изумило то, что следом за ним выскочил и побежал рядом громадный пёс царицы, который прежде ни за что не пошёл бы с чужим человеком. Было совершенно очевидно, что Тарк не гонится за пастухом, а именно сопровождает его, и что громила не вызывает у ахиллова пса ни малейшей враждебности.
— Ну, он точно умеет колдовать! — прошептал кто-то, провожая глазами бесформенную фигуру горбуна.
Гелен всё это время делал вид, что оставил комнаты Андромахи по доброй воле, не желая ссоры со сварливым селянином. Прорицатель не стал унижаться, ожидая у двери, пока его впустят назад, и прошёлся по дворцу, заодно решив отыскать Паламеда, которого не видел с утра. Однако ахейца не было, и слуги сказали, что тоже его не видели.
— Сбежал, что ли? — прошипел себе под нос троянец. — Ну-ну, у него давно ум помутился от страха. Может, теперь он мне и ни к чему? Меньше хлопот. До вечера в любом случае всё решится. Или почти всё!
Когда ему сообщили, что Полифем убрался, прихватив с собой Тарка, Гелен поспешил в покои царицы. То, что гигантский пёс послушно ушёл с одноглазым пастухом, конечно, изумило прорицателя, однако вместе с тем известие было приятное: Тарк казался ему едва ли не опаснее Пандиона, которого удалось уничтожить, и теперь, когда рядом с Андромахой нет ни того, ни другого, она должна чувствовать себя совершенно беззащитной.
На миг Гелену стало жаль женщину, с которой он вёл такую лживую и безжалостную игру. Он всё равно любил её, любил тупо и отчаянно, отлично сознавая, что никогда не получит взаимности, но надеясь получить покорность, единственное, что могло стать ему вознаграждением. Трезво оценивая все последние события, он всё больше понимал безвыходность положения, в которое сам себя поставил. Бегство и вероятная смерть Неоптолема отняли у него главное оружие против самого страшного из будущих врагов — Ахилла, что до остального... Остальное было не лучше, и Гелен сознавал: скорое появление в Эпире троянских героев станет его концом. Может быть, даже всего вероятнее, им придётся принять его условия, отдать ему Андромаху, но они ни за что его не простят и, в конце концов, всё равно уничтожат. Можно, конечно, прихватить все, какие есть во дворце, богатства — их не так и много, и уехать вместе с молодой женой. Но куда? Ойкумена велика, но он нигде и никому не нужен. Потом, он хотел ведь не только Андромаху — он хотел власти, хотел быть царём в Эпире. А разве теперь это возможно?