Анатолий Иванович закончил процедуру с переливом «звездочек», протер бутылку несвежим носовым платком, поставил ее под стол. Покопался в банке с карандашами, извлек из нее серый пластмассовый стаканчик. Дунул в него, поморщился укоризненно, как бы осуждая себя за бескультурье, прикрыл стаканчик листом бумаги.
Потом решительно тряхнул крупной лысеющей головой и нажал кнопку электрического звонка.
В дверь просунулась голова.
— Главбуха Сергиенко ко мне с квартальным по дикорастущим, — строго приказал Анатолий Иванович и добавил: — Побыстрей, пожалуйста.
2
Елена Александровна Ерашова жила в центре города у реки. Отдельную однокомнатную квартиру в новом многоэтажном доме они с мамой получили совсем недавно. Старый деревянный их домишко полубарачного типа, в котором прожили они добрую половину жизни, пошел на снос.
Так нежданно-негаданно Елена Александровна и ее старая мать Прасковья Даниловна стали обладателями отдельной хоромины с горячей водой, газом, балконом и невысоким — третьим — этажом. Прасковья Даниловна к новому своему жилищу привыкнуть так и не смогла, не успела.
Всю свою долгую жизнь полоскала она белье — и летом и зимой — в реке. С весны начинала хлопотать о дровах на зиму, обед варила на керосинке на общей холодной кухне. Таких керосинок на кухне было шесть, они нещадно чадили, и оттого у нее постоянно болела голова.
И вдруг ничего этого не стало. Не стало по вечерам хмельных разудалых песен соседей, которых Прасковья Даниловна очень боялась и за которых частенько вне очереди мыла пол на кухне и убирала во дворе дощатую уборную, продуваемую ветрами. Не стало Василия Максимовича, инвалида и пенсионера, который досаждал ей больше других.
Прасковья Даниловна жалела одинокого Василия Максимовича и прибирала за ним.
Иногда, когда свирепел инвалид буйством, соседи вызывали милицию. Молоденькие милиционеры, хорошо знавшие Василия Максимовича, уже не забирали его, а силой укладывали в постель. Василий Максимович дико вращал глазами, рвал на груди рубаху и, синея лицом, кричал и ругался нехорошими словами. Потом успокаивался и быстро засыпал.
Проводив милиционеров, Прасковья Даниловна прибирала в комнатушке соседа: затирала тряпкой пол возле его кровати, убирала со стола бутылки и прочий холостяцкий хлам, зашивала разорванную рубаху. Проспавшись, Василий Максимович никогда не благодарил соседку за хлопоты, а лишь ворчал: «Не суй нос в чужие дела».
Однажды Василий Максимович потерял где-то свою медаль. Он долго искал ее по всему дому, ругался, грозил соседям. Прасковье Даниловне было жалко Василия Максимовича, и, покопавшись в комоде, она нашла две свои медали. Одна была «За оборону Ленинграда», другая — «За победу над Германией». Прасковья Даниловна протянула ему обе — на выбор. Все равно лежали в комоде без дела. Василий Максимович долго рассматривал медали, потом спросил: «Твои?» — «Мои», — ответила Прасковья Даниловна. «А мужик где?» — «Мужика на войне убили, еще на финской». — «Выходит, ты блокадница?..» — «Блокадница, — подтвердила Прасковья Даниловна, — санитаркой в госпитале работала, а потом на вахте сидела. И Лена всю блокаду при мне была».