Надежды, что Костя выживет, не было почти никакой. Когда же через неделю, замурованный в белый гипсовый саркофаг, с ампутированной выше колена ногой, Костя вдруг улыбнулся и подмигнул медицинской сестре, Иван Иванович развел удивленно руками и произнес: «Чудо природы!»
Так и закрепилось за летчиком это прозвище — Чудо природы, или проще — Чудик.
Когда Чудик начал подниматься с кровати и потребовал костыли, его перевели на второй этаж, и за летчиком стала ухаживать мама. Тогда впервые Елена Александровна испытала новое для себя чувство — ревность. Она замечала, что летчик задерживал иногда руку мамы в своей руке (вторая рука у него едва-едва шевелилась), гладил мамину руку. Он начинал нервничать, если мама долго не появлялась в палате. Во время тревоги в палате с ним оставалась дежурить мама, спускаться в бомбоубежище Чудик отказывался наотрез.
Однажды во время тревоги она вбежала испуганная в палату и увидела, что мама стоит перед кроватью летчика на коленях, голова ее лежит на груди Чудика и летчик гладит рукой мамины волосы. Эта сцена так потрясла ее, что исчез страх, она на цыпочках отошла от двери палаты и самостоятельно вернулась в убежище.
С той поры она стала меньше бояться воздушных тревог.
Она ничего не сказала маме потом, но виденное так сильно подействовало на детское ее воображение, что она замкнулась и перестала разговаривать с мамой. Елена Александровна никогда не расспрашивала маму о своем отце и даже в мыслях не допускала, что кто-то чужой может гладить мамины волосы. Она скрывала от мамы свои слезы, но та, кажется, догадывалась о причине дочериной замкнутости и стала избегать раненого летчика.
Чудик болезненно переживал мамино отчуждение. С каждым днем становился все раздражительнее и злее. Ругался, кричал на медсестер и нянечек, а однажды грохнул об пол графин, и в палату к летчику вызвали начальника госпиталя Ивана Ивановича.
Иван Иванович строго приказал раненому прекратить истерику, сказал, что надо оставаться мужчиной до конца и что сейчас искалечен не только он один, а вся страна, вся земля. Потом Иван Иванович присел на койку к летчику и долго о чем-то тихо разговаривал с ним.
Когда Чудика выписали из госпиталя, мама не вышла его провожать Елена Александровна знала, что мама таится где-то в прачечной и ждет, когда летчик уйдет. И хотя она радовалась тому, что они с мамой вновь останутся одни и никто не будет стоять между ними, ей было жаль безногого летчика.
Опираясь на костыли, Чудик горбился, как старик, непрерывно курил и поглядывал по сторонам глубокими диковато-растерянными глазами. Она знала, что он ждет ее маму, но так и не дождался ее и пошел к проходной госпиталя, далеко вперед выбрасывая костыли.