— К вам можно, Анатолий Иванович?
— Да, да, пожалуйста, — приветливо откликнулся директор, поднимаясь навстречу Марии Никитичне. Теперь, когда рассеялись его подозрения о причастности председателя месткома к анонимным звонкам и письмам, Анатолий Иванович испытывал к Марии Никитичне самые теплые и даже нежные чувства. — Проходите, Мария Никитична, дорогая наша Мария Никитична, милый вы наш ветеран! Проходите, садитесь, я вас слушаю.
— Анатолий Иванович, я к вам насчет Ерашовой, — слегка смущенная необычайной любезностью директора, Мария Никитична присела на стул, — деньги мы для похорон Ерашовой матери собрали, а вот как с машиной быть? Я в похоронное бюро звонила, там сказали, что их машина на ремонте. Наша машина за грибами намечена…
— Да, да, Мария Никитична, за грибами. План по дикорастущим под угрозой. С планом шутить нельзя.
— С Леной-то Ерашовой как быть? Где она возьмет машину для похорон матери? Ведь она натурально большой ребенок. Прямо не знаю, как она там сейчас… Проведать бы надо ее, Анатолий Иванович? Я сама бы сходила, да меня в правление райпо на совещание вызывают.
— Да, да, необходимо проведать Елену Александровну и поддержать, — согласился директор и крикнул: — Настя, зайди!
— Вот что, Настя, — произнес Анатолий Иванович тоном, не терпящим ни малейшего возражения, — отложи все дела и немедленно отправляйся к Ерашовой. Проведай ее от имени всего нашего коллектива, купи цветы, дай соболезнование в районную газету. Передай, что насчет машины думаем и надеемся этот вопрос уладить. Действительно, такого безотказного работника, как Ерашова, мне на своем веку встречать не доводилось. Иди, Настя, отпускаю тебя для Ерашовой на весь оставшийся день.
Секретарь-машинистка вышла, не издав ни звука, а директор, взволнованный и как-то по-хорошему растроганно-размякший, подошел к председателю месткома и вдруг приобнял Марию Никитичну за плечи, проговорил тихо:
— Сами-то вы, дорогая Мария Никитична, как поживаете? Как внуки?
Председатель месткома хотя и уловила привычный запашок спиртного в директорской близости, однако виду не подала, ответила не без удовольствия:
— Растут, Анатолий Иванович, бегают. У них сейчас одна забота: поиграть, набегаться вволю.
— Пускай играют, пускай бегают. Настоящих забот на их век еще хватит. А у меня сегодня, Мария Никитична, и огорчение, и большая радость, — Анатолий Иванович круто изменил разговор. — Ведь я, грешник, в нехорошем деле вас подозревал — в анонимках. Да, да, не удивляйтесь, дорогая Мария Никитична, подозревал. И теперь очень рад, что ошибся в своих подозрениях, теперь все на своем месте. Не скажу, что мне приятно, когда вы меня открыто критикуете на собраниях, но за эту прямоту и принципиальность я не могу не уважать вас.